– Вы хотите сообщить о своем возвращении магистру Кейдлеку? – спросил Вонвальта Брессинджер.

– Да, – ответил Вонвальт. Я видела, что его болезнь снова дает о себе знать. Встреча с Шестнадцатым Легионом приподняла сэру Конраду настроение, но теперь оно стремительно улетучивалось. Разговор с Кейдлеком обещал быть тяжелым.

– Вы хорошо себя чувствуете? – Я спросила его об этом негромко, но и не тихо, поскольку вокруг нас стоял шум сродни грохоту водопада.

Вонвальт глянул на меня.

– Сносно, и когда отдохну, буду чувствовать еще лучше, – ответил он.

Мы двинулись дальше, миновали открытую площадку у врат Волка и очутились в гуще магазинов. Почти весь север города был отдан торговцам и ремесленникам, и нам пришлось проехать под целым лесом магазинных вывесок. Меня поразило то, какое разнообразие товаров было выставлено на прилавки. Не удержавшись, я остановилась и заглянула в одну безупречно прозрачную стеклянную витрину, за которой увидела красивые платья самых разных цветов, все с золотой оторочкой, скандально глубокими вырезами и разрезами на бедрах. Они красовались на полированных деревянных манекенах, и я не видела ни одного головного убора, которые все еще оставались в моде в провинциях, особенно среди пожилых дам.

– Хелена! – резко окликнул меня Брессинджер. Расстояние между нами стремительно увеличивалось.

Я поехала за ним, но вскоре отвлеклась на другую витрину, тоже с платьями; на следующей стояли ряды дорогих кожаных туфель и ботинок; а третий магазин был битком набит короткими штанами для верховой езды. Каждая вещь была тончайшей работы и непревзойденного качества. Никогда прежде я не видела в продаже ничего подобного. Даже дорогая одежда, которую Вонвальт покупал мне в торговых городах Хаунерсхайма и Толсбурга, не шла в сравнение с этой.

Заглядывая в витрины, я вспоминала свое детство в Мулдау: как я дрожала во тьме, как болели мои ноги, заледеневшие от того, что я тащилась по снегу в мокрых ботинках. А сейчас передо мной стояло сто пар великолепных кожаных калош, каждую из которых я бы не сносила и за десять лет.

Меня охватывали странные, противоречивые чувства. Отчасти мне хотелось снова стать той простой, честной Хеленой, какой я была в Толсбурге; но разум напоминал мне, сколь ужасной была та жизнь и как мне повезло, что она осталась в прошлом. И все же, хотя теперь я могла позволить себе почти все, что продавалось в этих магазинах, почему-то это вызывало во мне лишь досаду и негодование.

– Хелена! – снова позвал меня Брессинджер. Они уже уехали далеко вперед, миновали Баденский мост и свернули на улицу Креуса.

Я поспешила за моими спутниками, лавируя между вечерними покупателями, и вскоре догнала их.

– Это Дворец Философов, – сказал Вонвальт, когда я подъехала к нему, и указал на гигантское готическое здание в саксанском стиле – мрачное, подпертое контрфорсами и украшенное горгульями. Оно имело сходство с ареной, что находилась на юго-востоке города, но, в отличие от нее, было накрыто огромным медным куполом, а состязались здесь лишь в одном великом сованском искусстве: в полемике.

– А здесь что? – спросила я, указывая на круглое здание из белого мрамора, окольцованное высокими контрфорсами, каждый из которых венчался статуей какого-нибудь важного сованского дворянина или горгульей.

– Это Сенат, – ответил Вонвальт.

– А вон там? – Я указала на восток, на противоположную сторону реки.

– Это храм Немы, а там храм Савара. Не переживай, мы туда еще наведаемся. А вот храм Креуса и Великая Ложа, – говорил Вонвальт, указывая на каждое из внушительных строений. – Наконец, это – Императорский суд и Императорский дворец.

Последние два здания стояли прямо перед нами, и я не могла рассмотреть их, не запрокинув голову к облачному, сумеречному небу.

– Поразительно, – пробормотала я. С самого детства я воображала себе Сову, но и представить не могла, что она окажется столь… пугающей. Да, столица была ошеломительно грандиозна и поражала воображение, но при этом давила своей мрачной, гнетущей готической архитектурой. Я словно оказалась на огромном кладбище. Меня окружали колоссальные государственные учреждения, которые одновременно восхищали и подавляли; город будто наступал ими мне на горло, как стальным башмаком. А от постоянного потока людей давление только усиливалось. Я не знала куда деться, как совладать с моими чувствами, и оттого металась между головокружительным восторгом, негодованием и страхом.

– Да уж, – пробормотал Вонвальт, вздохнул и прибавил: – Подожди месяц, и тебя будет тошнить от этого города.

Мы подъехали к Великой Ложе. Здесь было так же людно, как на рынке Долины Гейл в середине утра, только вместо простолюдинов и торговцев у Ложи собирались законники, которые только что закончили дела в Императорском суде и пока не успели переодеться из официальных судейских блуз и мантий в обычные одежды. На половине акра, что занимал тротуар, стояло столько Правосудий, сколько не нашлось бы во всей остальной Империи. Только это были не странствующие магистраты вроде Вонвальта или леди Августы, а обыкновенные юристы – Правосудия, которые больше не могли путешествовать в силу старости и немощности или которые отказались от практики по иным причинам. Впрочем, немногие делали это добровольно, ведь странствующие Правосудия составляли ядро Ордена и пользовались наибольшим почетом.

Великая Ложа – обитель Ордена магистратов – тоже была огромной; она представляла собой одинокую квадратную башню высотой в несколько сотен футов, которая стояла на коробке из белого камня, набитой, как улей сотами, жилыми покоями и кабинетами служителей закона. На вершине башни находился колокол, а над ним высился исполинский Аутун, одна из голов которого символизировала общее право. На фасаде из чугуна была отлита надпись на высоком саксанском: «Никто не выше закона».

Я содрогнулась, разглядывая эти внушительные слова, гигантского волка и саму ложу. Вот он – центр имперского правопорядка, монумент светскому общему праву, который оказался на вид скромным и пугающим. Казалось, будто Ложа существует сразу на двух гранях бытия: в мире смертных, где она была простой каменной постройкой, и в астральном мире, где, в моем воображении, от нее расходились огромные дуги светящейся энергии, мерцающие и потрескивающие; где закон был не просто абстрактным понятием, а физической силой, которая принуждала граждан Империи к повиновению.

Это чувство не исчезло, а скорее усилилось, когда мы приблизились к суровому фасаду этой башни. Вонвальт владел магией и мечом, он обладал большой властью, отчего многие страшились его; но теперь мы собирались войти в здание, полное точно таких же людей, и, более того, мы ждали противостояния с ними. Поговаривали, что Кейдлек спутался с Церковью Немы и передал ей тайные знания Ордена магистратов в обмен на спокойную жизнь. Разговор предстоял непростой, и он мог закончиться кровопролитием.

Мы вошли в маленькую дверь, врезанную в огромные ворота. Тогда я впервые заметила, что