будто нарочно, попалась бутылка. Потом еще одна упала с полки. Еще и еще — бутылок в кабинете было так много, что при желании из них можно было бы, кажется, построить новый кабинет, или даже краше. В самом дальнем углу находилась криво развернутая кровать, на которой возлежало худое тело. Старческое тело. Но вот тело разлепило глаза, реагируя на звук, и уставилось на секретаршу Узукаге.

— Са-а-а-ашими… — зевнул старик, хотя Сашими знала, что на самом деле его внешность совсем не отражает его возраст. — А это ты-ы-ы… У меня болит голова-а-а… Сбегай… за бутылочкой?

— Нет, — отрезала девушка, зная повадки этого пьяницы, а после посмотрела под ноги. — Сенсома-сама, вставайте!

Распластавшийся прямо на полу абсолютно голый мускулистый мужчина на первый взгляд выглядел спящим пьяницей, но Сашими знала своего босса — он пил слишком редко, чтобы она могла бы увидеть его в нетрезвом виде. Даже несмотря на то, что за ним вечно таскается Ловен, который известен… да и так понятно, чем он, собственно, известен.

— Ох… — вздохнул Математик Боя и… продолжил амплитудные отжимания, за которыми (в самой нижней точке) его и застала секретарша.

— Вредина, — вздохнул Ловен, одним взмахом руки раздвигая шторы, а второй рукой доставая буквально из воздуха очередную бутылку вина. — Но красивая. Особенно когда так краснеешь от того, что он голый.

— Я привыкла, — действительно покрасневшая Сашими постаралась придать голосу уверенности.

— Хе-хе-хе-хе, деточка, старика не обманешь, — рассмеялся Архимаг. — Пускай ты и привыкла, тебе все равно это нравится, видит Автор!

Этот вредитель, алкоголик и просто безумный тип поначалу бесил Сашими настолько, что ей хотелось его прибить! Правда, тогда он выглядел значительно моложе, и казался даже симпатичным, но… Уже тогда, когда они встретились в первый раз, он был старше чем даже любой Узумаки в истории.

Тогда он заявился в Узушио и сказал, что ищет главного героя. Какой книги, и что вообще это за бред, никто тогда не понял, но когда странный пришелец взял курс на Резиденцию, его попытались остановить. Но вот беда — несмотря на то, что чакрой он ни грана не владел, ни один из встретившихся с ним Узумаки не смог ему помешать! На него чуть ли не всем селением налетели, но добились лишь… повального опьянения. Новоиспеченный, на тот момент, Узукаге лишь плечами пожал и оставил пьяницу и занозу жить у себя.

Это потом уже все в клане узнали о том, что противостояли одному из сильнейших противников своего главы, одному из вернейших его союзников и просто Архимагу гильдии Брау — Ловену Брау. Второй раз он поразил клан, когда состарился практически за два дня. Раз — и из молодого пьяницы получился старый алкаш. И, что прискорбно, на этом все изменения кончились…

— Если нравится — пусть смотрит, — выдохнул Сенсома, в одно движение поднимаясь с пола и разворачиваясь к девушке спиной. — Хотя прости, Сашими, но я все же оденусь.

Тряхнув гривой белоснежных волос, он прошел к своему шкафу и начал облачаться. Двадцать лет назад это был один из красивейших мужчин, когда либо встреченных молодой Сашими. Она увидела его впервые, когда он спасал ее из стана Мизукаге в битве при Узушио. Тогда он был молод, силен, решителен. Тогда-то она в него и влюбилась…

Но годы шли, и даже великий Математик Боя был подвержен их влиянию. Он стал ниже, пускай все еще оставался достаточно высоким. Набрал в весе, пускай это и был вес чистейших функциональных мышц. Стал часто горбиться и шаркать. Хотя Сашими и знала, что даже в свои пятьдесят пять лет Сенсома Узумаки-Томура остается сильнейшим воином в мире с самым светлым умом, остальных этому прохвосту удавалось обмануть.

Математик Боя любил «отыграть старичка».

— Хо-хо… — вздохнул он беспомощно озираясь. — А где же мои очки?

— Вы только что отжимались у моих ног, — Сашими сжала кулачки и громко добавила. — Голый!

— А это к чему? — подал голос Ловен.

— Я… — девушка покраснела. — Я же вижу, что он не старик! Видела… вижу… ну…

— Порой, молодой персонаж старше самых древних из книги, — Архимаг упал на кровать и присосался к бутылке, а потом добавил, не отпуская горлышко зубами. — А пофрой наобофот. Сефсома стафше, фем фы фумаеф…

— И какого черта я вообще это поняла? — вздохнула Сашими, но быстро собралась. — Коноха шлет вести!

Сенсома уже сидел перед ней за своим мощным столом. В очках.

Морщины на лице действительно старили его, а отросшая борода и белизна волос только добавляли эффекта. Если он того хотел, его можно было принять и за семидесятилетнего старика. Но если было нужно, он мог «вернуться» — стать тем самым Математиком Боя, о котором ходят легенды…

— Вести-вести… — произнес он задумчиво. — Мне все шлют вести… Вскрывай.

— Извини, гонец-сан, — пожала плечами Сашими, вскрыв секретный документ.

О, на нем, конечно, были охранные печати, но здесь, в Резиденции Узукаге… В мире нет такой фуин-охраны, которая смогла бы помешать одной из самых талантливых Узумаки своего поколения.

— Прошу, — девушка разложила документы перед начальником, недовольно поморщившись от того, что Ловен встал, подошел и заглянул в них через плечо друга.

— На фронте с Землей намечается заварушка… — задумчиво пробормотал Сенсома, читая. — Хм, похоже, Хирузен хочет меня вытащить. Хотя все это и правда походит на проделки Изуны. Жив, значит? А я уже стал забывать об этом…

— Изуна Учиха? — подняла брови Сашими. — Младший брат Мадары?

— Что тебя удивляет, рыба? — Ловен икнул. — Этот Изуна вроде бы даже младше Сенсомы.

— Физически, — поправил его Сенсома. — В любом случае, шанс того, что Учиха что-то планирует — велик. Особенно если прибавить к этому данные нашей разведки.

— С этим новых данных нет, — склонила голову Сашими. — Прошу прощения.

Разведка клана Узумаки обошла весь мир. Потом обратно. А потом снова, и все это ради того, чтобы найти величайшее сокровище для своего лидера.

Его любимого сына.

Победив Мадару Учиха, Сенсома Томура стал Узукаге, взяв себе имя клана Узумаки и став вечным защитником аловолосого клана. И тогда он исчез из мира. Ни для кого, кроме Узумаки, он больше не существовал. Были исключения — его ученики и приемный сын, но это и все. Больше Математик Боя ни с кем лично не общался.

И мир начал его забывать. Постепенно он превратился в миф, легенду о самом себе. Как бы перестал