– Ты видела кого-нибудь, кроме мистера Ламбета?

– Мистера Ламбета?

– Высокий и худой человек с пятнадцатого этажа. У него большая белая собака.

– А, друг Филипа.

– Кого-кого? – пропищал Коркоран.

– Филип – это собака, – объяснила я, подавившись смешком. – Так вы не собираетесь рассказать, что происходит?

– Наверху совершено убийство. Мы беседуем со всеми, кто находится в этом здании.

– Боже мой! – Это, понятное дело, Эллен.

– И кого убили? – деловито вопросила я.

– Старушку из квартиры пятнадцать-D. Говорят, она была с причудами. Затворница. Насколько я понял, ты ничего не видела.

– Не будь болваном, Тим. Разве я бы не сказала, если б видела? Когда это случилось?

– Около часа ночи. Но до вскрытия это всего лишь более-менее обоснованная догадка. А вы, мисс Кравиц?

Тим повернулся к Эллен, которая была больше похожа на испуганное привидение, чем на человека.

– Н-но я н-ничего не видела, – пролепетала она едва слышно.

– Вы вчера вечером выходили из квартиры?

– Н-нет.

– Вы уверены?

– Она же сказала вам, что не выходила! – перебила я решительно.

– Дез, между прочим, твоя племянница умеет говорить сама.

Теперь за допрос взялся Уолтер Коркоран:

– Вы знали старушку из квартиры пятнадцать-D? Миссис Агнес Гаррити?

– Н-нет. – Бедная девочка выглядела столь напуганной, что у меня сердце разрывалось от жалости.

– Эллен живет здесь всего неделю. Кроме того, вы же, ребята, сами сказали, что эта дама была затворницей, – заметила я.

Коркоран что-то пропищал себе под нос, наверняка ругательство, и хмуро уставился на меня.

– Как ее убили? – Я не собиралась позволять этому толстому пискуну запугать меня.

– Застрелили. Похоже, взломали дверь, – недовольно ответил он.

– Ограбление?

– Пока неясно, – вмешался Филдинг, – но беспорядка в квартире нет. Если это действительно ограбление, то преступник знал, где искать.

– Полагаю, вы побеседовали с соседями?

– Только этим весь день и занимаемся.

– Никаких зацепок?

– Ни единой. Нам лишь удалось установить, что женщина была одна-одинешенька. Ни друзей, ни родственников.

– А враги?

– Сомневаюсь. Она была затворницей, как ты любезно напомнила нам несколько минут назад.

– Думаешь, дорогуша, затворничество исключает преступление из-за страсти? – язвительно вопросил Коркоран.

Филдинг не дал мне как следует отбрить нахала.

– Пошли, Уолт, – сказал он, поднимаясь. – Мне кажется, Дез и мисс Кравиц сказали нам все, что могли.

– Зато мы не сказали Дез все, что могли, – хихикнул Коркоран, вставая. – Послушай, Дез, может, ты еще что-нибудь хочешь узнать? Так ты звони, в любое время дня и ночи, слышишь, дорогуша?

Никто из нас не догадывался, что совсем скоро я воспользуюсь этим советом.

Переехав в новую квартиру, Эллен взяла на работе небольшой отпуск – для обустройства, так что она предложила несколько дней пожить у нее, дабы она могла за мной «присмотреть». Честно говоря, хотя я и являла довольно жалкое зрелище после великого восхождения на четырнадцатый этаж, трудоспособности все же не лишилась. Кроме того, несмотря на всю свою привязанность к Эллен, я прекрасно сознавала, что недолго вынесу ее суету вокруг моей особы. С другой стороны, а хорошо, наверное, когда вокруг тебя прыгают, исполняют каждое твое желание… Ладно, так уж и быть, перекантуюсь еще ночку. Эллен так обрадовалась, что у меня тотчас закрались сомнения в бескорыстии ее моти­вов. Небось боится остаться одна. Бедняжка все еще находилась под впечатлением от известия об убийстве по соседству.

Около пяти часов Эллен спустилась в магазин – купить какой-нибудь замороженной пакости. Кулинарные таланты моей дорогой племянницы ограничиваются подгорелой яичницей и вполне сносным кофе. Что касается меня, то я люблю готовить почти так же сильно, как и поесть. Но Эллен настояла, чтобы я нежилась на бугристом диване, пока она станет хлопотать по хозяйству. Спорить с ней сил у меня почему-то не нашлось. Эллен вернулась минут через двадцать. Судя по всему, в магазине только и говорили, что об убийстве. Оказалось, что покойная миссис Гаррити часто заказывала провиант по телефону и посыльный несколько раз в неделю доставлял продукты к ее двери.

– Полиция их тоже допросила… я имею в виду миссис Мартинес, хозяйку магазинчика, и Джерри Костелло, посыльного. Я сказала им, что ты частный детектив и хорошо знаешь полицейских, которые расследуют это дело. – Эллен весело улыбнулась. – Все были потрясены!

Я невольно улыбнулась в ответ. Эллен двадцать семь, но, как вы, наверное, догадались, ее смело можно назвать сущим ребенком. Внутри вполне взрослой оболочки обитает душа десятилетней девчушки, восторженной и простодушной.

– Брякнула небось, что твоя тетка убийствами занимается, – сухо обронила я.

Вместо ответа Эллен залилась густым румянцем.

В среду утром я вскочила ни свет ни заря и помчалась к себе домой – переодеться.

Запах краски сшибал с ног, и, прежде чем улизнуть на работу, я широко распахнула окна, впуская свежий воздух.

Весь день я трудилась в поте лица, домой вернулась до смерти уставшая и завалилась спать в несусветную рань – в начале десятого. И всю ночь стучала зубами от холода, поскольку окна остались открытыми. Выбор у меня был небольшой – либо обзавестись морозостойкостью, либо скончаться от лакокрасочной вони.

Неудивительно, что в четверг я проснулась разбитая. Горло саднило, из носа текло, в голове шумело… Я чувствовала себя так паршиво, что даже не попыталась пойти на работу. Приготовив себе чаю с горой тостов, заползла обратно в постель с намерением никогда из нее не вылезать.

Когда зазвонил телефон, я уже начала засыпать.

– Привет. – Это был Стюарт. – Я только что разговаривал с Джеки, она сказала, что ты заболела.

– Так и есть, – прогундосила я. – У меня простуда.

– Слышу. – Голос Стюарта дрогнул от сдерживаемого смеха, но то ли сострадание, то ли трусость не позволили ему рассмеяться. – Знаешь, я звоню, чтобы выяснить, остались ли мы друзьями…

– Не говори глупостей. Остались, конечно.

– Отлично. Тогда как ты смотришь на то, что я загляну к тебе вечерком, а? Накуплю всякой вкуснятины…

– Очень мило с твоей стороны, – перебила я, – но боюсь тебя заразить. К тому же у меня начисто отшибло аппетит. Мне ничего не хочется, даже есть, только спать, спать и спать.