В первый раз мои фантазии об убийстве распространяются на кого-то вне Круга. Очень глупые и опасные мысли. Это то, что отвлекает меня от настоящей работы и, возможно, убьет. Тогда я вновь окажусь в Аду, и мне нечего будет предъявить в свое оправдание. Насмешки, которым я подвергнусь, будут вполне заслужены.

Это возвращает меня к вопросу на шестьдесят четыре тысячи долларов: почему Веритас повела меня именно таким путем? Не спорю, на знакомой территории оказаться интересно, но поразмышлять я мог и на погосте. Вот почему оно называется «погост». И уж точно мне не нужен был бармен, предлагающий работу и сигареты. С карманами, набитыми деньгами «Брэда Питта», я словно Богатенький Ричи[11] с ножом за голенищем.

Итак, почему я здесь?

Я курю и иду по кварталу, в котором два открытых винных супермаркета, пустой букинистический магазин и мертвый магазин пластинок, а также навсегда закрытый секс-шоп. Пока я размышляю о том, какая х…ня могла случиться с городом, чтобы в нем больше нельзя было держать открытым магазин с порно и самотыками, внутри моего черепа зажигается свет, как в божественной пинбол-машине.

Ответ приходит сам собой. Я знаю, почему я здесь.

Семеня маленькими ножками, ОН сворачивает с Голливудского бульвара на улицу Лас-Палмас, слегка углубляется в квартал и останавливается у здания с вывеской «Max Overdrive Video»[12]. Перед входной дверью он вынужденно жонглирует с минуту – зажимая зубами пакет с пончиками и перемещая стакан с кофе из одной руки в другую. Затем исполняет легкий танец ягодицами, вытягивая из штанов ключи, и открывает дверь в магазин.

Я наблюдаю за ним с противоположной стороны улицы – просто чтобы убедиться, что мне это не мерещится. Когда он входит, оказавшись на свету, я успеваю рассмотреть его лицо.

Это Касабян – один из моих друзей, входивших в старый магический круг. Один из тех шестерых, которых я должен найти.

В конце концов Санта преподнес мне запоздалый подарок.

Магазин «Max Overdrive Video» занимает оба этажа старинного голливудского таунхауса. Такими домиками в сороковые и пятидесятые годы владели богатые господа в качестве мест для отдыха – в те времена этот район считался самой шикарной частью обитаемой вселенной. Касабян расхаживает внутри магазина так, будто это его собственность. Думается, следует зайти и расспросить его лично.

Сейчас полночь, и меня окружают жирные спелые тени. Я перехожу через улицу и выбираю самую пухлую темную тень рядом с рестораном здорового питания. Я оглядываюсь через плечо, чтобы удостовериться, что улица пуста. И только убедившись, что я здесь один, проскальзываю в тень.

Ключ щекочет внутри груди, когда я проникаю в Комнату Тринадцати Дверей.

Затем открываю Дверь Льда и тихо выхожу в тень на противоположной стороне.

Теперь я в дальнем конце магазина – в секции порно. Поскольку она погружена во мрак, я отлично вижу остальные помещения.

Справа от меня дверь в уборную для персонала, скрытая в задней части порноотдела. Сразу за этой секцией находится лестница, ведущая вверх. Аккуратные стеллажи с DVD и контейнеры с видеокассетами заполняют все остальное пространство магазина. Видно, что за одиннадцать минувших лет многое изменилось. Даже порно за спиной – все на дисках. Насколько я успел заметить, кассеты лежат небрежными кучами в контейнерах для распродажи. Формат VHS мертв. Следует это помнить, чтобы при общении с людьми не выглядеть как персонаж из «Деревенщины в Беверли-Хиллз». Надо бы присесть и составить список всего, что я пропустил. Если даже в барах больше нельзя курить, до каких еще жестокостей докатился этот мир?

Касабян впереди, за прилавком, считает дневную выручку. Пока меня не было, он утратил часть волос, но компенсировал их лишним весом. В общем-то, он всегда был немного пухловат, но теперь нажрал совсем странную фигуру. Нет, он не стал походить на тех парней, у которых растет большой живот и наливаются сиськи. Он всего лишь расширился горизонтально, будто воздушный шар, перекачанный воздухом. В каком-то смысле это даже восхищает. Его живот и подбородок будто бросили дерзкий вызов гравитации и сделали его похожим, скорее на снеговика Фрости[13], чем на Орсона Уэллса[14].

Я медленно иду по главному проходу к стойке, попутно заглядывая во все углы, чтобы убедиться, что здесь больше никого нет. Погруженный в свои мысли Касабян хрустит калькулятором. На полпути к стойке я достаю из кармана пиджака электрошокер и прячу его за спину.

– Здоро́во, Кас. Давно не виделись.

Он вздрагивает и роняет на пол пачку выбитых чеков. Я останавливаюсь так, чтобы он меня видел, но не мог разглядеть лица из-за скудного освещения.

– Ты кто, бл…ь, такой? Проваливай из моего магазина. Мне не нужны неприятности.

– И это на следующий день после Рождества! Ты когда-нибудь в жизни брал выходной?

– Персонал сегодня отдыхает. Ты кто такой?

– Надеюсь, ты хорошо отметил Рождество? Поздравил с днем рожденья малютку Иисуса? Подобрал для него что-нибудь из Baby Gap?[15]

– Чего тебе надо?

– Хочешь знать, как отметил Рождество я? Сначала отрубил башку монстру. Затем проделал то же самое с его хозяином.

– Тебе нужны деньги? Возьми. Правда, сегодня был паршивый денек, так что тебе, блин, не повезло. А рождественскую выручку я уже отнес в банк.

Насколько я знаю Касабяна, он всегда любил драматические эффекты. Поэтому я не могу удержаться, чтобы не поразить его выходкой в духе Винсента Прайса[16].

– Мне не нужны твои деньги, Кас. Мне нужна твоя душа, – говорю я и выхожу на яркий свет, чтобы предстать перед ним во всей красе.

Это вызывает именно тот эффект, на который я рассчитывал. Рот его широко распахивается, но он не может выдавить ни звука. Одна из рук поднимается, чтобы прикрыть раззявленное отверстие, как бы в попытке прервать беззвучный вопль. Выпучив глаза, он отступает на шаг от прилавка.

Простите меня – и Бог, и Люцифер, и все ваши ангелы, как верхние, так и нижние, – но это просто дико смешно. Это как съехать с американских горок.