пригорке среди могучих тополей городского парка. Он стоял на соседней улице, недалеко от дома, и я решил — ладно немного потолкаюсь с товарищем, ничего страшного не произойдет, затем прогуляюсь по свежему воздуху и на боковую.

Танцы начинались в восемь вечера. Отец приезжал домой часов в девять-десять, а порой и позже. У меня было желание вернуться до его приезда.

Отец работал в Москве в каком-то министерстве. У него была служебная машина. Однако он от домашних это обстоятельство скрывал, пользовался ею, не утруждая водителя: часто отпускал его; если ехал домой, то лишь до городка, а после добирался на маршрутном автобусе или же пешком.

— Уж шибко дорога длинная, — коверкая слова, виновато улыбаясь, оправдывался он перед Любовью Ивановной.

— Знаю я тебя! — отвечала мать. — Дорога здесь ни причем. Снова у какой-нибудь финтифлюшки задержался?

Я часто слышал, как соседки за спиной у матери «перемывали косточки» Николая Валентовича. Любовь Ивановна была не первая и даже не вторая женщина в его жизни. У нас не раз случались конфликты, способные разрушить семью. Мать все делала для ее сохранения.

Однажды и я сыграл в том не последнюю роль. Из детства мне памятен один эпизод. С одной стороны я и мать, с другой у порога — отец, незнакомая странной внешности женщина с чемоданом и тоненькая хрупкая девочка.

Я тогда не понимал происходящего, да и сейчас оно для меня покрыто тайной, однако мне четко слышится шепот матери:

— Сынок, хочешь, чтобы папка нас не бросил, возьми прут и отлупи девочку. Дай ей как следует, чтоб она закричала: «Домой хочу! Домой!» — Пусть они уезжают без твоего папки.

Я выполнил требование матери, хотя и был меньше девочки — заставил ее плакать. Отец не уехал. А может быть он, и не должен был уехать — все это мои фантазии, выдумки — сон?

С танцев я возвратился поздно. Отец меня опередил. Я задержался, и все из-за девушки. Она мне попалась на глаза случайно, ее я вырвал из массы танцующих пар, и долго, не отрываясь, следил за ней взглядом. Девушка танцевала со своей подругой. Странно им девчонкам это делать позволялось. Нам ребятам нет. Сразу бы подняли на смех.

Трудно было сказать, что мне в ней понравилось — не знаю. Стоило мне заглянуть в ее зеленые глаза, и я был заворожен. Девушка обладала силой. Нет — не физической. Это было что-то другое. Она вела себя гордо, независимо, с достоинством. С ребятами не танцевала, отказывала им — искала своего единственного, как я узнал после — меня.

Танцы окончились. Я неторопливо направился к выходу. Передо мной мелькнул профиль зеленоглазой красавицы. Она о чем-то живо говорила, подруги, следовавшие за нею, внимательно слушали. Я уже был готов подойти к девушке, но меня отвлек неожиданно появившийся в Доме культуры, Крутов и разрушил мое намерение.

— Асоков! Подожди минуточку! — он схватил меня за рукав и развернул таким образом, что моя зазноба исчезла с поля видимости. — Ты не видел Преснова. Я не мог с ним пойти. Это хорошо, что ты меня выручил…

— Да, здесь он, где-то рядом, крутится возле одной особы, — перебил я товарища, чтобы как можно быстрее отделаться от него.

— Ну, ладно, давай, — сказал он, заметив невдалеке Виктора, и тут же исчез в толпе ребят.

Я осмотрелся. Девушки не было. Вышел на улицу. Было темно и холодно. Желания идти домой я не испытывал. На душе было паршиво. Я ругал себя: мог не дожидаться окончания танцев — подойти, познакомиться с девушкой — мог быть в тот вечер решительным, но отчего то не был. Еще я ругал друга за то, что он меня бросил, хотя и знал о том наперед. Я помог ему своим грозным видом — отбил претендентов. Он завоевал желанную для себя подругу — и все. Я свободен.

Минут пять я находился в нерешительности. Однако долго стоять на крыльце дома культуры было неудобно, я мысленно махнул на все рукой и отправился домой. А куда мне можно было пойти — некуда. Я выбрал дальний путь. Прошелся по центральной улице, затем свернул на прилегающую к ней другую и уже после вышел на свою. Наверное, из-за этого домой я пришел чуть позже отца.

У меня была надежда — через день-два, мои переживания притупятся. Но этого не случилось. Мои попытки забыть девушку, увиденную на танцах, были тщетны. Интуитивно я чувствовал — мне с ней будет нелегко — буду мучиться, ни один раз испытаю разочарования, но отчего то не остановился. Меня тянуло к ней. Влечение было так велико, что я с трудом дождался следующих танцев в Доме культуры и как только мои друзья Виктор и Михаил принялись договариваться о встрече, сам влез в их разговор:

— Я тоже с вами! — Они отнеслись ко мне доброжелательно — обрадовались и с удовольствием приняли к себе в компанию.

— Молодец Асоков, молоток! — долго хлопал меня Преснов по плечу. — Я вечерком за тобой забегу!

— Нет, я сам зайду! — необычно громко выкрикнул я.

— Хорошо! Как хочешь! — тут же согласился друг. — Заходи. — И назвал время встречи.

Мне не хотелось афишировать: я намеревался выйти из дома незаметно для родителей. Но как я не пытался выскользнуть вначале во двор, покрутиться там и уже после отправиться на танцы у меня ничего не получилось. Мать была тут как тут. И отец отчего-то вернулся в этот день домой рано.

Он первый заметил мои сборы, понял, с чем они связаны и толкнул возвышенную речь:

— Андрей, я рад за тебя, наконец, ты будешь окружен девушками, красивыми девушками. Их на танцах всегда много. Я это знаю. Нашу странную, непонятную жизнь только они, они способны украсить, сделать осмысленной и нужной.

Мать тут же обратила мое внимание на то, что отец женщин видит насквозь.

— Нам, от него не скрыться, — услышал я ее слова. — Мы перед ним нагие. Это его и толкает на подвиги. Одно слово — Ловелас. Ты, Андрей его не слушай!

Я заметил, как отец слегка поморщился, однако возражать ей не стал. Он часто вел себя, как нашкодивший кот, вернувшийся домой, после удачного мероприятия и поэтому отмалчивался. Мать это замечала и с годами, хотя и наседала на отца, но уже не так рьяно. Зачем расстраивать его и нервничать самой.

Моя мать Любовь Ивановна за Николаем Валентовичем жила неплохо. Она никогда не считала, что он загубил ей жизнь. При нем Любовь Ивановна расцвела — мужиков было раз-два, и