долго плакала в тоске.

Потом неспешно пошагала

С пустой кошелкой на руке.

«Как не любить осеннюю красу…»

Как не любить осеннюю красу,

Когда ручей с холодным звоном льется,

Да изредка печальный раздается

Синицы звень в задумчивом лесу?

Как не любить осеннюю красу,

Когда листва оранжевого цвета

И светлой паутинкой бабье лето

Среди ветвей искрится на весу!

1994

Жизнь наша в корне изменилась вдруг,

Уплыли те денечки золотые.

Я раньше отдыхать летал на юг.

Теперь там отдыхают лишь «крутые».

От «демократов» ветерок подул.

Отняли все, что было у народа.

Ни на минуту нынче не заснул.

Хоть, слава Богу, есть у нас природа.

Росой обрызгал утренний рассвет

Лип и рябин зеленые одежды.

И я увидел нежный, чистый свет,

И в сердце поселился дух надежды.

Вдали заря цветной рекой лилась.

Пруд отражал сиреневые краски.

И солнце выплыло. И начало, смеясь,

Раздаривать цветам и травам ласки.

Ручей журчал, чтоб жажду утолить.

Среди акаций птицы напевали.

Коль красота жива, есть смысл и жить.

Не все мы, значит, в жизни потеряли.

«Однажды наш колхоз купил…»

Однажды наш колхоз купил

Кобылу молодую.

Я ей в денник овса носил,

Лелеял, как родную.

Хоть было много лошадей

(И я в них разбирался),

Но каждый раз лишь я на ней

В свободный час катался.

В груди моей под птичий гам

От счастья сердце пело.

Я по задворкам и лугам

Летал — в ушах свистело.

Нет, это был не героизм,

Не показная смелость.

Мы строили социализм

И жили, как хотелось.

И солнце с неба, между тем,

Светило нам неплохо.

Но, видно, нравилась не всем

Советская эпоха.

Настал момент — социализм

Ненужным оказался.

В страну вступил капитализм,

И наш колхоз распался.

И корму негде стало брать.

Пришлось, почти что даром,

Кобылу милую продать

На колбасу татарам.

Как много всяческих потерь

Бывает в этом мире…

Не покататься мне теперь

На молодой кобыле.

«Жизнь — это, брат, такая кутерьма…»

Жизнь — это, брат,

Такая кутерьма:

Друзей так мало,

Врагов же тьма.

За каждый миг ее

Дерутся, а не ропщут.

Сил хватит — будешь жить.

Не выдержишь — затопчут.

Тут надо малость

Приложить ума.

Подальше привыкай

Держаться от дерьма.

Смерть льва

Он раньше был властным, всесильным,

как Бог.

Вся тварь перед ним трепетала.

Но время пришло — одряхлел он и слег,

Не в силах дышать даже стало.

Последний закат в его жизни алел.

Смертельно больной и усталый,

Он с горькой слезой обреченно глядел,

Как ждут его смерти шакалы.

Они притаились… В природе порой

Случается так необычно:

Когда-то для них он был страшной грозой,

Теперь станет легкой добычей.

«Я перед сном, ложась в постель, молюсь…»

Я перед сном, ложась в постель, молюсь.

Что нагрешил, все замолить пытаюсь.

Я с каждым днем, как с жизнью, расстаюсь,

А утром будто заново рождаюсь.

На сердце ни тревоги, ни забот.

Гляжу — не нагляжусь на эту землю.

И пенье птиц, и розовый восход,

Как Божий дар, восторженно приемлю.

«Судьба не раз меня трепала…»

Судьба не раз меня трепала.

А я все жив. Притом влюблен.

Я, очевидно, из металла

На этот свет произведен.

И пусть хоть близок жизни вечер,

Мои цветы не отцвели.

Лишь с каждым годом только крепче

В моей душе вино любви.

«По округе слыл я забиякой…»

По округе слыл я забиякой.

Горечь ту переживала мать.

Кем-нибудь устраивалась драка,

Бабы говорили: «Он опять.

Он опять, а как же тут иначе.

Песни матерщинные поет.

Всей деревне задает задачи,

Никому покоя не дает».

Край родимый, милая сторонка,

Не гаси в душе моей огонь.

В этот час заливисто и звонко

Заиграла русская гармонь.

А на утро вновь худые вести.

Мать на этот раз, собрав родню,

Мне сказала: «Подбирай невесту,

Непременно осенью женю».

Вот и осень. Свадьба. Гости сели.

Я невесты ощутил ладонь.

За окошком ветлы зашумели,

И навзрыд заплакала гармонь.

«Отбил, как в пляске, дробью вешний гром…»

Отбил, как в пляске, дробью вешний гром.

Гроза прошла. Летят пернатых стаи.

Блестя на солнце ярким серебром,

Синеют лужи, небо отражая.

Цветут сады. Кругом белым-бело.

Порхают мотыльки со стебелька на стебель.

Любой живой душе сейчас тепло,

Просторно и светло, и на земле, и в небе.

Четверостишия

«Тех, кто за правду, — держат на учете…»

Тех, кто за правду, — держат на учете.

Известен всем печальный их конец.

У нас не честный труженик в почете,

А, как обычно, подхалим и льстец.

«Лишь в правде свет…»

Лишь в правде свет,

Лишь с ней нам жить века.

Пускай она порою и горька,

Я буду про нее писать, пока

Не выронит перо моя рука.

«Словно алмаз, светит ярким огнем…»

Словно алмаз, светит ярким огнем,

Коль отражается солнышко в нем.

Издали греет надежды тепло –

Ближе подходишь — стекло.

«Восходит солнце. Чуть прохладой веет…»

Восходит солнце. Чуть прохладой веет.

Стрижи стремглав несутся над водой.

Травой искристой берег зеленеет,

И пруд струится дымкой голубой.

«Покой потерял я и сны…»

Покой потерял я и сны.

Журчат ручейки, звеня.

Глаза голубые весны

Заворожили меня.

«На диво знакомым, на ужас родным…»

На диво знакомым, на ужас родным

Друг в друга влюбиться сумели.

Встречаемся редко — по выходным,

И встречи нам кажутся мигом одним,

Но вечностью длятся недели.

«Ручьи отзвенели. Апрелю конец…»

Ручьи отзвенели. Апрелю конец.

Глядят с любопытством из почек листочки.

В саду распевает веселый скворец,

На поле виднеются борозды-строчки.

«Что прошло, теперь не воротится…»

Что прошло, теперь не воротится,

Было многое — не таю.

Вспомню прошлое — плакать хочется.

Ой, как жалко юность мою.

Море

С утра на море солнца лик

Могучие целует волны.

И в ослепительный тот миг

Я, радости и счастья полный,

Смотрю на них во все глаза.

Вдали — седая дымка тает,

А утренняя бирюза

Огнем божественным играет.

Я море с детства полюбил.

С его капризами смиряюсь.

И, чтобы охладить