Сэр Джон был не из тщеславных, но и ему польстила похвала, произнесенная неведомой девушкой, и желание выяснить, кто она такая, удвоилось. Однако воспитание мешало ему спросить напрямую, как мешало и признаться в том, о чем она, похоже, не подозревала, а посему он решил оставить оба эти открытия на волю случая. Когда же она повернулась, якобы чтобы уйти, он протянул ей пышный букет из оранжерейных цветов, который держал в руке, и, галантно поклонившись, произнес:

— Позвольте от имени сэра Джона предложить вам этот скромный букетик, с благодарностью за ваше доброе мнение: уверяю вас, оно не полностью заслуженное, ибо я очень хорошо знаю хозяина Ковентри-хауса.

Мисс Мюир быстро подняла глаза, присмотрелась, потом опустила взгляд и, раскрасневшись, с запинкой произнесла:

— Я не знала… Прошу прощения… Вы слишком добры, сэр Джон.

Он рассмеялся, как мальчишка, и спросил:

— Почему вы называете меня «сэр Джон»? Откуда вам знать, что я не садовник и не дворецкий?

— Лица вашего я раньше не видела, однако никто, кроме вас, не сказал бы, что похвалы мои не заслужены, — проворковала мисс Мюир, по-прежнему во власти девического смущения.

— Ладно-ладно, будет об этом, и в следующий ваш визит давайте совершим формальные представления. Белла часто приводит своих друзей в Холл — я люблю общество молодежи.

— Я не из ее друзей. Я всего лишь гувернантка мисс Ковентри. — Мисс Мюир смиренно присела в реверансе. Манера сэра Джона слегка изменилась. Заметили бы это лишь немногие, но мисс Мюир мгновенно уловила перемену и закусила губу, почувствовав, как в душе всколыхнулась злоба. С непонятной гордостью, к которой примешивалось уважение, она приняла все еще предлагавшийся ей букет, ответила на прощальный поклон сэра Джона и зашагала прочь, оставив пожилого джентльмена гадать, где это миссис Ковентри нашла столь пикантную гувернанточку.

— Начало положено, и очень хорошее, — пробормотала она себе под нос, подходя к дому.

В зеленом загоне неподалеку щипал траву великолепный конь: он поднял голову и посмотрел на мисс Мюир испытующе, будто дожидаясь приветствия. Повинуясь внезапному наитию, она толкнула воротца и, сорвав пучок клевера, пригласила коня угоститься. Он явно никогда не видел, чтобы дама вела себя подобным образом, и помчался по кругу с очевидным намерением напугать незваную гостью.

— А, понятно, — сказала она, негромко рассмеявшись. — Я тебе не хозяйка, вот ты и бунтуешь. Но я покорю тебя, строптивый красавец.

Она присела на траву и принялась срывать маргаритки, беззаботно напевая и как бы не замечая сердитых прыжков. Конь постепенно подобрался поближе, принюхался, с любопытством ее осмотрел. Она будто и не видела — плела венок и напевала, точно в полном одиночестве. Тем самым она раздразнила избалованного скакуна: он медленно приближался и наконец, опустив голову, понюхал ее миниатюрную ножку, взял губами краешек платья. Тогда она протянула ему клевер, ласково приговаривая и воркуя, пока конь — не сразу и после многочисленных ужимок — не позволил ей погладить лоснящуюся шею и гриву.

Дивное это было зрелище — грациозная фигурка на траве и норовистый конь, склонивший гордую голову к женской руке. Эдвард Ковентри, наблюдавший всю сцену от начала до конца, не выдержал и, перескочив через изгородь, присоединился к ним, произнеся со смесью восхищения и изумления в словах и во взоре:

— Доброе утро, мисс Мюир. Если бы я сам не стал свидетелем вашего мастерства и отваги, я здорово бы за вас испугался. Гектор у нас дикий, своевольный и искалечил не одного грума, пытавшегося его усмирить.

— Доброе утро, мистер Ковентри. Не наговаривайте на это благородное существо, которое не обмануло моей в него веры. Ваши грумы просто не смогли завоевать его сердце, а только так можно подчинить его дух, не сломив.

С этими словами мисс Мюир поднялась и осталась стоять, положив руку Гектору на шею, он же жевал траву, которую она собрала в подол платья.

— Вы знаете какую-то тайну, и Гектор теперь ваш навеки, хотя до сих пор отказывался дружить с кем бы то ни было, кроме хозяина. Отдадите ему ежедневное лакомство? Я всегда приношу ему хлеб и играю с ним перед завтраком.

— Так вы не ревнуете? — И она обратила к нему взгляд столь светлый и проникновенный, что молодой человек изумился, как это он раньше не заметил красоты ее глаз.

— Ничуть. Ласкайте его, сколько вздумается, ему только полезно. Он у нас одиночка, других лошадей презирает и живет один, как и его хозяин. — Последние слова он произнес, обращаясь скорее к самому себе.

— Один, в таком-то счастливом доме, мистер Ковентри? — И она устремила на него мягкий и сочувственный взгляд сияющих глаз.

— Это прозвучало неблагодарно, и ради Беллы я готов взять свои слова обратно. Но вы же понимаете: доля младшего сына зависит только от его собственных поступков, а мне пока не представилось случая ничего совершить.

— Младшего сына! А я подумала… Прошу меня простить. — Мисс Мюир осеклась, будто бы вспомнив, что не имеет права задавать вопросы.

Эдвард улыбнулся и откровенно ответил:

— Со мной можете не чиниться. Вы, вероятно, приняли меня за наследника. А за кого вы вчера приняли моего брата?

— За некоего гостя, поклонника мисс Бофор. Имени его я не расслышала, да и смотрела на него мало, вот и не смогла сообразить, кто он такой. Я видела лишь вашу добрейшую мать, очаровательную сестрицу и…

Тут она умолкла и бросила на молодого человека смущенно-благодарный взгляд, завершивший фразу лучше всяких слов. Он в свой двадцать один год еще оставался мальчишкой, и, когда ее выразительные глаза поймали этот взгляд и скромно потупились, смуглые щеки его слегка зарделись.

— Да уж, Белла у нас очень славная, ее все любят. Уверен, что вы с ней поладите, она, право же, настоящая душенька. Матушкино нездоровье и Беллины усердные заботы помешали сестре получить должное образование. Через год, когда мы переедем в город, придет пора выводить ее в свет, и она, понимаете ли, должна подготовиться к этому важному событию, — добавил он, выбрав самую безопасную тему.

— Я сделаю все, что в моих силах. Кстати, мне пора к ней отправляться, а не прохлаждаться здесь, в саду. Но после болезни и заточения на сельском воздухе так хорошо, что удовольствие заставляет забыть о долге. Пожалуйста, одергивайте меня, если я буду пренебрегать своими обязанностями, мистер Ковентри.

— Это не мое имя, а Джеральда. А