и расправы. Вот от чего дрожат все, кто совершил зло в глазах «Озириса: прекращение. Не слушайте чужих жрецов, толкующих о бессмертии души. Каждый знает, что душ у человека несколько, именно так и работают протоколы. Одна душа утешается, другая пребывает в теле, третья же живет среди тех, кто был рад человеку в истекающем цикле. Души нечистых же истребляются, рассеиваются, поглощаются, и после этого уже не существуют даже в страдании. Вот что такое прекращение, и вот что такое настоящий страх.

Знайте также, что настоящее благо – в старом и постоянном. Прекращение – враг постоянного, значит, и ратующие за прекращение «Озириса» – враг бессмертия и враг богов. Не слушайте чужих жрецов. Останьтесь постоянными. Останьтесь бессмертными.

Счет на табло 2:0. До финального свистка шесть минут. Итальянцы выполнили задачу: два быстрых мяча, грамотная оборона, прагматизм, доходящий до цинизма. Острой игры зрители не увидели. Рохас скучает, но Уирлинг умеет ценить даже унылые матчи, если видит красоту в тренерской задумке и совершенство исполнения. Он с удовольствием рассказывает о функциях защитников, о том, почему Ману Педру не удается найти подход к чужим воротам и находит хвалебные слова для активных, отказывающихся сдаваться островитян.

– Не забывайте: один-единственный момент может переломить ход игры, – говорит прописную истину Уирлинг.

– Ты сам-то в это веришь?

– Я не верю, Альфредо, – называть Рохаса по имени непривычно. – Я знаю! Вот смотри: Ману ускоряется по флангу. Он знает, что, кроме него ,замыкать некому. Итальянские защитники снимут любой верховой мяч и прервут любую передачу. Можно отдать чуть назад, но это убьет остроту. Поэтому – смотри – Ману пытается войти в штрафную сам. Бить нельзя, и он нарывается на пенальти. Финт, еще один.

– О да, Ману нет в этом равных!

– И еще один. Ему даже не нужно продвигаться в центр. Вот он дразнит защитника, заставляет выдвинуться вперед, маневр, проброс – и падение, да. Вот в чем заключается магия момента, Альфредо!

– Почему Ману не сделал этого раньше?

– Магия. Ма-ги-я! – Уирлинг шевелит пальцами, как мультяшный чародей, хотя увидеть его может только Рохас. – Не всегда получается, но, если получается – то выглядит великолепно.

Судья указывает на точку. Ману Педру хлопают по плечу, трибуны неистовствуют.

В голове Уирлинга творится самый настоящий хаос. Магия момента отпустила его, и теперь на языке вертится другое слово – слово, способное убивать. Уаджет. Здесь и сейчас он может вызвать волнения, прервать трансляцию, сохранить рекорд и отомстить Ману Педру.

Уаджет. Слепой глаз Гора может повернуться в сторону футбольного поля. Внести свои коррективы в игру.

– Этого момента ждали многие, – начинает Уирлинг.

– Рекордный мяч для Ману. Не жалко, Роб?

– Жалко. Как я уже сегодня говорил, удачи Ману не желаю. Тем не менее, отдаю ему должное. Заслужил. Настоящему величию нет преград. Я-то знаю, у меня были моменты величия, и, если бы не...

Он хочет произнести это слово. Но не успевает.

Мяч установлен на точку. Из толпы поздравлявших Ману Педру островитян выходит один футболист. Идет к одиннадцатиметровой отметке. Касается мяча на удачу, поправляет его, отходит для разбега.

– Бить идет номер двадцатый, Франсишку, – подхватывает за потерявшим дар речи Уирлингом Рохас. – Вот так то! Бьюсь об заклад, рекорд Роба сегодня побит не будет. И какой же джентльмен Ману!

Удар – и мяч летит в левую девятку. Голкипер угадывает, но дотянуться до мяча не может: слишком сильно и высоко тот летит.

– Гооооол! Два – один! – орет Рохас.

– Гол, – соглашается Уирлинг.

Они смотрят празднование. Ману Педру качают на руках вместе с Франсишку, пока судья не велит разойтись. Рассерженные итальянцы разыгрывают мяч с центра поля. Они сохранили силы и теперь, ведомые спортивной злостью, наседают на ворота Кабо-Верде. Длительная позиционная атака соперника не позволяет островитянам побежать за вторым. Дальний удар по воротам от ди Фьоренце, мяч попадает в защитника и уходит на угловой.

– Что ты хотел сказать, Роб? О величии момента?

– Ах да. Не люблю жаловаться, но я скучаю по ним, этим маленьким проблескам чего-то непостижимо значимого. Если бы не мой...

Он выжидает.

– ... инцидент...

Ведь он хотел сказать именно это?

– ... я бы продолжил создавать их сам.

Финальный свисток.

Знайте же, что бессмертие многолико и многосоставно. Память копится в песке у подножия пирамид, и меж лап Великого сфинкса, и под колоннами храмов, и в тени оазисов. Она течет в великой реке и, напитываясь солью, растворяется в океанах. Бессмертие оседает чернилами на страницах и светит с экранов, оно рядом. Оно заключено в цифрах на табло и таблицах лиг, в рекордах и антирекордах, на постерах со звездами в комнате мальчишки и в пепле от сожженных футболок и флагов.

Знайте и другое. Бессмертие изменчиво. Изувеченный футболист пронесет через века обиду, злость и надежду, а его вечный соперник проявит уважение в решающий момент. Бесмертие несет рост и понимание.

Жрецы «Озириса» еще не сказали эти слова.

Но обязательно скажут.