обычных людей. И всё было прекрасно, пока планете не стало угрожать полное оледенение. Ева очень любила человечество, отчасти считала смертных своими детьми, и не могла бросить их на произвол судьбы, как и не могла позволить погибнуть всему, ради чего боги так старались. И тогда она решила принести себя в жертву, отдав своё тепло миру.

Благородно! Ничего не скажешь! И конечно, никто из богов даже не попытался её остановить. Никто, кроме меня. Хоть в те времена я ещё не хранила память других версий мира, но уже тогда понимала трагедию всей затеи. Я пыталась вразумить Еву и богов, но меня просто окрестили «смертью» и забыли об истинном даре. И Ева принесла себя в жертву. Она уничтожила не только своё человеческое тело — она уничтожила своё «я», и её душа больше никогда не перерождалась… Но божественная сила не может просто — пуф — и исчезнуть, поэтому сила Евы обрела собственное сознание, однако… это уже другая история.

Смерть Евы стала поворотным событием для всей планеты. Сила первой богини была основной составляющей для сотворения изначальных тел, способных выдерживать могущество божественной силы, и после её смерти это стало невозможным. Фауна — богиня животных — смогла создать только 8 таких тел. Как понимаешь, не всем хватило места в «Раю». Но никто и не возникал. Вернее, почти никто. На Адаме смерть Евы сказалась… ужасно. Казалось, будто у него постепенно начала ехать крыша. Он знал, что она должна возродиться — чувствовал схожую ауру, и потому ушёл из Эдема на её поиски. Когда же нашёл того, кто, как ему казалось, был Евой, перед ним оказался всего-навсего обычный человек. Да, он тоже был добр. Да, он тоже даровал тепло любви. Но он не был ей. Наконец осознав потерю любимой, Адам взбесился и впал в ярость. Другие боги пытались успокоить его, но вместо этого поплатились жизнью, а точнее своим телом. Изначальным телом. И тогда… После всей трагедии, после стольких потерь мои воспоминания вернулись. Бежать в прошлое не имело смысла: с самого начала лишь я одна твердила о худшем исходе. И воспоминания вселенных это лишь подтвердили… Ева вмешалась в цикл планеты, из-за которого последняя не может теперь переродиться, и я единственная, кто это знает. И каждый раз я пытаюсь найти способ уничтожить её барьер, дабы спасти Землю. Именно поэтому мне и нужен ты, Фрид. Чтобы, когда этот барьер падёт, человечество не вымерло от вечной зимы.

Дождь на улице разыгрался не на шутку. Капли воды с грохотом валились с крыши, отбивая непонятную мелодию.

«Интересно, дождь тоже идёт по воле бога?» — неожиданно подумал Фрид.

— Уверена, тебе также интересно, почему именно ты стал богом, вернее, его носителем. Что ж, про это я и сама ничего не знаю.

— …Что? — не сразу отреагировал он. — То есть как это не знаешь?

— Некоторые перерождения я находила по чистой случайности, о некоторых знала из прошлых версий мира, но мне так и не удалось выяснить, по какому принципу выбирается кандидат. Могу сказать лишь одно: мне жаль.

Эти слова открыли глаза Фриду на необычайно простую, но жестокую правду. Боги — не супергерои, захватывающие зрительские симпатии, не волшебники, упивающиеся собственной силой и могуществом над другими, не гули и не титаны, отчаянно пытающиеся избежать геноцида и выбить свободу. Если исходить из истории Килии, то они… обычные люди? Вернее, те, кто хотели прожить свой короткий отрезок подобно самому обычному человеку. И если они стремились стать людьми, значит… вся эволюция человечества была только ради того, чтобы родились боги?

— Ты хочешь сказать… все люди — это сосуды для богов? — Фрид хотел верить, что его догадки ложны. — И мне просто не повезло оказаться тем, кого выбрали? — он хотел верить, что всё это просто глупая шутка. — Никакая сверхъестественная сила не даётся даром… За всё нужно платить. И чем опаснее сила, тем выше цена…

— Верно, — подала голос Килия. — Чтобы пробудить божественную силу, нужно перенести колоссальную травму. Увидеть, как кто-то из твоих близких умрёт.

Образы отца с матерью пронеслись в мыслях незрелого бога.

— Ты здесь, чтобы убить моих родителей?! — вскочил Фрид.

Ещё вчера он боялся смерти. Страх сковывал тело, а разум терялся в проносящихся воспоминаниях. Он боялся Килии. Но за секунду до того, как нож пронзил его сердце, внутри проснулось незнакомое чувство. Ему показалось, будто Килия уже так много раз его убивала, что это уже просто бесит. Бесит, что она позволяет себе так много и переходит все границы.

Теперь он не боялся смотреть на неё с раздражением, презрением или злостью.

Но, как оказалась, не только Фриду нравилось показывать свои эмоции:

— Обожаю, когда ты делаешь такое лицо, — расплылась она в улыбке. — Но нет. Во-первых, насильственное пробуждение силы ни к чему не приводит — уже проверяли; во-вторых, несмотря на кровные узы, боги редко получают свою силу посредством смерти родителей. Возможно, глубоко на подсознательном уровне они не ощущают близость с ними с самого рождения. Впрочем, я никогда не исследовала этот вопрос.

«Близость?» — Фрид на секунду задумался: действительно ли он любил своих родителей, или эти чувства были навязаны ему самим собой? Он долго думал, но ни к какому выводу не пришёл, и вместо этого задал другой волнующий его вопрос:

— Разве ты не богиня времени?

— К чему это?

— Ты можешь посмотреть в будущее и сказать, когда это произойдёт и с кем… Разве ты не говорила, что тебе жаль? Почему не поможешь?

— Фрид, ты должен понимать, что наша встреча — уже большая удача. Другие боги не знали о своей силе ровно до того момента, пока кто-то не умирал у них на руках. Многие пытались тут же себя убить, но их раны залечивались быстрее, чем нож разрывал артерии. Тогда в их голове возникал только один вопрос: «Что я такое, Боже?» Они считали себя демонами, не способными ступить на землю, проклятыми; теми, кому боле не дозволено было жить среди людей. И чувствовали они себя так ровно до того момента, пока не встречали нового человека, которому, спустя долгое время, решались открыться, чтобы заново потерять всё.

— Только не говори мне…

— Чтобы стать полноценным богом, тебе нужно преодолеть два триггера: один — для силы, другой — для воспоминаний, — глаза Фрида опустились. — Думаю, ты и сам уже всё понял. Поэтому я и сказала, что мне жаль, — в её голосе впервые проскочила нотка сочувствия. — Мы мечтали создать Рай, а оказались в Аду…

— Тогда