мы были друзьями, поэтому я пришёл туда. Мы прошли вместе долгий путь, с самого детства, а в столь колоссальном городе, как Нью-Йорк, ты цепляешься за любого, кто не совсем чужой.

Я оглядел обстановку — всё, что предполагало название этого места — отвратная карикатура на образ молодых-деловых, скрещённый с хромировкой неопятидесятых, арт-тако[12] неотридцатых и целую стену занимал уорхоловский портрет Мэрилин Монро в зелёных тонах — и подумал, что при иных обстоятельствах это могло быть одной из сэмовых шуточек. Сейчас мы оба посмеялись бы.

Но ещё до того, как я подсел рядом, обнаружив его в дальней кабинке, высасывающего остатки какого-то питья, к которому прилагалась пара дешёвых солнечных очков, обёрнутых вокруг донышка бокала — ещё тогда я почувствовал, что нечто здесь ужасно неправильно. Сэм пытался притупить душераздирающее отчаяние, но это никогда не работало, не сработало и теперь.

Я встал перед ним, стряхивая воду с куртки.

— Проклятье, Сэм, у тебя должна быть веская причина.

И тут он невероятно побледнел, а его нижняя губа задрожала. Я подумал, что он свалится на месте.

— Это насчёт Джоанн.

Я сел. Подошёл официант. Чтобы от него отделаться, я заказал коктейль с виски. — Сэм, — сказал я. — Тебе придётся перешагнуть через неё. Теперь вы разведены, как невесть сколько другого народу. Огромное множество людей научилось с этим жить.

— Дело не только в этом. Я обнаружил, что…

Я постарался быть настолько жёстким, как мог, но не расстраивая его. — Надеюсь, ты не хочешь сказать, что до сих пор её любишь. Для этого уже немного поздновато.

Он втянул своё питьё. Соломинка забулькала.

— Нет, Фрэнк, — ответил он. — Совсем наоборот. Я обнаружил, что на самом деле её ненавижу.

— Выбрось это из головы, — сказал я. — Просто забудь. Такая вещь может сожрать тебя не хуже рака.

Он игрался с бокалом, вертя его в руках.

— Тебя там не было, Фрэнк. Ты не поймёшь. Это действительно приятно — наконец-то осознать, что я её ненавижу. Это не просто кульминация длительного процесса оскорблений и истерик, раздоров и трусливых измен, хотя всё это тоже было. Это даже походило не на «тысячу обид от Фортунато» у По, но на какую-то необъятную и неумолимую силу, действующую на меня, как перетирающиеся в моём уме тектонические плиты. А потом, когда я понял, что ненавижу её, эти плиты застыли на месте и больше не стирались, и мне стало только легче.

— Это психическое. Скверно для твоих мозгов. Лучше отбрось это!

— Хотелось бы, — сказал он. — Но, видишь ли, я позвал тебя сюда этим вечером не только, чтобы рассказать о моём маленьком чуде самопознания. Нет, есть ещё кое-что, кое-что, сделанное мной.

— Кое-что, сделанное тобой? — Тут я впервые чуть-чуть напугался.

— Ты выслушаешь всё это? Просто выслушаешь? По-дружески?….

— О да, будь уверен, Сэм. Выслушаю, — сказал я. — Ведь мы с тобой всё же друзья.

Он заказал ещё выпить. Не для того, чтобы забыться, просто виски с содовой. Некоторое время Сэм сидел в молчании, прихлёбывая напиток. Бар совсем опустел, кроме нас и одного официанта. Музыку выключили. От телевизора в дальнем углу доносился слабый звук.

— Я снова пошёл повидаться с Джоанн, два дня назад, — наконец проговорил он. — Она до сих пор жила в старой квартире. Я отправился туда и, знаешь, несколько минут не мог заставить себя подняться наверх. Я просто стоял в холле. Но потом увидал ярлык на её почтовом ящике. Там говорилось «ДЖОАНН ГИЛМОР, 4-D». Она даже не стала возвращать свою девичью фамилию. На секунду я задумался, не значило ли это, что единственную последнюю связь она не стала обрывать — но потом отбросил вариант, будто тут есть хоть какое-то значение. Наоборот, это стало последней каплей. Я просто стал ненавидеть её чуть больше и этого хватило.

Немало времени у меня занял подъём по лестнице. Моё сердце всё время отчаянно колотилось. Когда я снова и снова звонил в 4-D и не получал никакого ответа, то был уже готов уйти. Мне требовался лишь предлог для отступления.

Но затем внутри послышалось движение. Глазок замерцал.

Джоанн приоткрыла дверь на несколько дюймов и выглянула. Она была в халате и шлёпанцах, волосы обёрнуты полотенцем.

— Сэм! — почти прошипела она. — Я говорила тебе никогда больше сюда не приходить! Тебе что, требуется грёбаный судебный ордер?

— Но, дорогая, мне хотелось с тобой повидаться, — ответил я. Я впихнул ботинок между дверью и косяком, потом толкнул дверь плечом и пролез внутрь.

Это оказалось большим, чем Джоанн ожидала, даже после всего, что между нами произошло. Она просто застыла на месте, в изумлении прижав руку ко рту. Я прикрыл за собой дверь и развернулся в узкой прихожей, лицом к Джоанн.

— Какого чёрта ты вытворяешь? — Она была в ярости, но шептала. Никто другой не смог бы влить в шёпот столько яда. — Убирайся вон, прежде, чем я…

— Прежде, чем ты закричишь? — Я схватил её за плечи и прижал к стене, удерживая там. Полотенце начало разматываться. Она задёргала головой, чтобы убрать его с глаз. — Никто не придёт, — тоже прошептал я, — даже, если они тебя и услышат. Это Нью-Йорк, родина покойной Китти Дженовезе[13], помнишь?

К этому времени Джоанн уже перепугалась, я это понимал. Но она держала себя в руках. В её голосе звучало ледяное спокойствие.

— Ну вот, ты здесь. Дальше что?

— Я просто хотел ещё раз поговорить с тобой, Джо…

Тогда она почти раскричалась. — Не о чем больше говорить. Просто оставь меня в покое и свали нахрен.

— Сквернословие, рыбка моя, это последний шаг к грёбаному бессмысленному бормотанию, а ты никогда не была бессмысленной и зачем же так со мной говоришь?

Я ласково и нежно погладил её по щеке, но она отбросила мою руку с неподдельным отвращением, как будто та кишела вшами или ещё чем. Это ранило. И это, больше, чем что-либо ещё, укрепило мою решимость.

— Боже мой, — сказала она, уже в слезах, дрожа всем телом. — То, что ты вломился сюда, только подтверждает, что я правильно поступила, когда от тебя избавилась. Если у меня когда-то и были сомнения, что ты козёл и подонок, то теперь уже нет.

— У меня тоже нет, — ответил я. Левой рукой я схватил её за горло и поднимал вверх, пока она не вытянулась у стены на цыпочках.

Тогда она попыталась врезать мне по шарам, но я просто уклонился. Я держал её на весу, но только секунду…

— Боже… Сэм! Ты не?…. — Тут меня замутило. Я с силой вцепился