чтобы у моего Перельмана такая девушка хотя бы просто «появилась» (опять «материализация чувственных образов»); но – здесь-то (для тела-курсора) никаких проблем не было.

Хотя, казалось бы, это почти невозможно – навязать Перельману женщину.

Но всегда есть прямой путь Дон Кихота, выбирающего себе «воображаемо-реальную» Дульсинею; итак – наши действия: всего-то два «шага».

Первый: берём первую попавшуюся женщину, женщину «старой» природы.

Второй: даём ей новое (волшебное) имя, тем самым превращая её в женщину «возлюбленную». Далее – идут не шаги(!), а внутренние изменения: подчиняем этому волшебству свою падшую душу.

Так что дело всегда за малым: чтобы не только тело твое – грехопало, но – и душа осознала, насколько ей мало «наличной» души, и возжелала – уже в реале обладать чем-то телеснопрекрасным.

Фактически это и есть мироформирование (материализация чувственных образов); впрочем, здесь душа Перельмана опамятовалась: всё это было возможным и немножечко позже (и не совсем здесь); зачем – (именно сейчас) торопиться?

Что он сделает для своей девушки?

Он (теперь) – сделает с ней всё: он её подберет в виртуальности, перенесет её в реал, а там он от неё откажется: она останется в реале, а он пойдет мимо и дальше.

Ибо он (теперь) – Николай Перельман, изначальный и бесполезный.

Двинув стрелку курсора, душа его (у монитора) – стала двигать ногами своего тела, которое – стало шагать, а глаза его тела (в то время, как глаза души следили за экраном монитора) – стали глядеть в направлении этого шага: ать-два, ать-два!

Не болит ли твоя голова, когда в ней одни приземленные мысли?

В его голове прозвучало:

Избавиться от боли через боль, Любовью от любви, от воли волей. Так море избавляется от соли, Себе добавив много больше соли. Что проще может быть?

Он (нынешний) – не знал этих строк; он не знал себя (их будущего автора) – так душа его забегала наперед себя! Так же, как его тело (как без дела безделица) – забегало наперед себя. Потому (для-ради несказанного) – Перельман не доцитировал текста: имеющий душу да услышит неслышимое продолжение.

Потому (из недоговорённости) – не решив насущного (едва-едва определив время своего пребывания в реале), он и здесь (причём – весь) заторопился: ему хотелось «всего» и сразу, причём (всё ещё) – он даже не знал настоящего значения слова «всё».

Итак: пока его тело направляется за водкой (а оно уже спустилось по лестнице и вышло на улицу), мы (вместе с душой Перельмана) – берёмся искать ему женщину! Делать мы это будем вполне телесно: среди многого множества женских имен.

Благо(!) – все эти имена перечислены как «друзья» в доступных ему социальных сетях. Там(!) – возможно увидеть любое женское имя.

И (даже) – не сложно его иерографически очертить: словно бы одушевление формы её воображаемым содержанием.

Там возможно человеческие имена (душою одушевлённые) – попробовать разлагать на слога’: коли у имени есть берега, то мы и берега подвинем, и даже (коли в этом будет нужда) – сделаем выше нужды.

Итак: тело его зашагало по зимнему скверу (большого-большого экрана); итак: это душа его (у монитора) – вновь двинула стрелку курсора: желаниями своими наперед забегая, не решив ничего позади.

И сразу же на экран монитора выплыло имя Хельга. Знать, не случайно. Знать, почти что фатально это имя перекликалось с именем древней княжны (игоревой жены и вдовы).

Ведь подобные перекликания чрезвычайно важны: если мы смотрим на мир как на миротворение – игры реальной души с её физическим телом (а оно в невидимом мире весьма виртуально), подобные знаки напоминают о правилах нашей игры.

Итак (согласимся): женщина именем Хельга явно будет пытаться руко-водить душой Перельмана.

Она (согласимся) – явно попробует Перельмана использовать.

Как в нашем мире возможно использовать Перельмана, бесполезного гения? Только так: брать семя его прозрения, помещать его в парацельсову колбу для-ради серийного производства мысле-гомункулов, инструментария для производства карьеры и житейского блага.

Ну что же, и в этом женщина в своём праве и правоте.

Если Хельга такова, то мы нашли нужную женщину. Которая истово верит, что (взявши мужчину за член) возможно его повести.

Впрочем (в реале) – если курсором возможно куда-либо завести тело (и все дела его), то и дело за малым: счесть женщину душе-и-тело-водительницей, прямо-таки амазонкой-снайпершей либо из нацистской Прибалтики (времён первой Чеченнской), либо из нынешней (современнной этому Перельману) Украины.

Итак (если мы «по мужски» согласимся): дело за малым: за материализацией чувственного женского тела, ведомого хищной натурой (речь даже не о душе).

Которая истово верит, что она много-много значительней и изначальней аутентиста Перельмана (ибо она – сосуд жизни), а раз так, то весь мужчина (и без души, и с душою) предназначен быть средством её жизнеутверждения.

Что здесь можно сказать? Только то, что она – совершенно права: как сквозь мертвые ребра (и души) трава – прорастая.

Но сейчас он (слава Богу!) – был не просто оплодотворитель-мужчина, а ещё и отстранённая душа у монитора.

Он (посредством стрелки курсор) – обращал виртуальность в реал: он был весь, и «весь он» прекрасно всё понимал! Словно бы видел насквозь (глазами в неё проникая) – женскую душу.

Зачем жене, одетой в ветры тканые, При всех быть голой в полотняном облачке?

Но (далее) – его душа уже возжелала увидеть её телесно: на мониторе, послушные стрелке курсора, вырисовались Невский проспект и экзотический ресторанчик «Васаби» (существующий лишь в воображении «прежнего» Перельмана).

Ведь «захотелось» (его прошлой) душе отведать японского риса и рыбки; так всё и вышло.

– Сделано! Получи свою Дульсинею (пока без «рыбки»), – Хельга сидела напротив него.

Рыбку, впрочем, должны были скоро принести. А, вот уже и принесли! Как именно это вышло? Ведь тело его (на мониторе) – вышло на проспект Энергетиков. Но теперь (не в воображении