Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– В интересах мира моя прямая обязанность обучить вас нашему любимому танцу.
На минуту ей показалось, что англичанин откажется. Он разглядывал ее, словно сомневался, серьезно она говорит или нет. Наконец он согласился.
– Очень хорошо, – спокойно произнес он и, взяв Камиллу за руку, повел ее туда, где кружились в вальсе пары.
Камилла еще не успела объяснить майору шаги танца, как он уже закружил ее в танце, причем двигался он на редкость ритмично.
– Вы мне солгали, – заметила Камилла, в то время как он легко и непринужденно вел ее среди танцующих. – Вы солгали мне, сказав, что не умеете вальсировать.
– А вы солгали мне, сказав, что не считаете меня дикарем.
– Неправда! – искренне возмутилась Камилла. – Послушайте, майор Вудворд, действительно, когда вы подошли, я повторила грубые слова своего собеседника, но не разделяю его точку зрения. Просто я не сразу поняла, о ком речь. Я даже решила, что бальный зал атакуют индейцы!
Майор еще крепче стиснул Камиллу за талию. На его лице появилось скептическое выражение.
– Но если вы не считаете меня дикарем, почему же вы так быстро поверили в то, Что я не умею вальсировать?
Это было наполовину правдой, но всё равно больно было думать, что он отнесся к ее щедрому душевному порыву научить его танцевать, как к оскорблению. Губы у Камиллы задрожали, и она отвернулась:
– Я просто поверила вам на слово, вот и все.
– Простите, мадемуазель, – проговорил майор смягчившимся голосом. – Сегодняшние события привели меня не в самое лучшее расположение духа. Мир?
Камилла настороженно посмотрела на американца. Похоже, он был искренен.
– Мир, – сдержанно кивнула она.
Майор улыбнулся, и Камиллу охватила странная дрожь. В первый раз за все то время, что они танцевали, она ощутила тепло его руки, лежавшей на ее талии, и исходивший от него слабый запах лавровишневой воды.
Несомненно, под его униформой скрывалась прекрасная фигура. Но, несмотря на широкие плечи, которые раздавались под его синим пиджаком, и на мускулистые бедра, обрисовывавшиеся под его белыми бриджами в обтяжку, его нельзя было назвать красавцем. Слово красивый не подходило к его грубоватым чертам лица. Его можно назвать привлекательным, возможно, даже величественным. Он напоминал дикого, необъезженного жеребца.
– Можно кое-что у вас спросить? – неожиданно произнес майор.
– Разумеется.
– Почему вы согласились танцевать со мной?
Камилла заколебалась. Ей не хотелось говорить майору правду: это лишь подтвердило бы его подозрения насчет того, что она считает его дикарем.
– Вы единственный, кто меня пригласил, – ответила Камилла.
Майор рассмеялся, и этот смех проник ей прямо в душу. У нее перехватило дыхание. Камилла упрекнула сама себя за то, что так отреагировала. Почему она покраснела, словно молоденькая выпускница монастырской школы, когда этот американец засмеялся? Ни один креол не заставлял ее так краснеть.
Камилле почему-то казалось, что его внимание всецело обращено на нее, хотя и знала, что это не так. Этот танец – простая формальность, не более того, однако он танцевал так, как до этого не танцевал с ней ни один из ее соотечественников.
– Не верю, – продолжал майор. – Вы так отважно встали на защиту креолов, что все ваши ухажеры, наверное, готовы стреляться за право пригласить вас на танец.
Теперь настал черед Камиллы смеяться, однако в ее смехе слышалась грусть.
– Мои ухажеры? Ошибаетесь, майор Вудворд, никаких ухажеров у меня нет. Как вы уже, наверное, заметили, я слишком стара, чтобы привлечь чье-либо внимание.
Майор с искренним удивлением посмотрел девушке в лицо:
– Креолки долго сохраняют молодость, но могу поклясться, что вам самое большее двадцать четыре.
– Двадцать пять, – поправила его Камилла с нарочитой небрежностью, стараясь скрыть боль, которую испытывала всякий раз, когда думала о том, что ее избегают креольские мужчины. – Я – как это у вас, англичан, говорится? – за пределами для всех креольских джентльменов.
Майор так внимательно посмотрел на Камиллу, что у нее вновь перехватило дыхание.
– Тогда они дважды дураки. Во-первых, потому что не выбрали вас, пока вы еще не были за пределами, а во-вторых, потому что считают, будто женщина в двадцать пять лет теряет свое очарование.
Этот комплимент согрел Камилле душу, но она не знала, верить ему или нет.
– Вы хотите сказать, что американцы придерживаются другого мнения? Я слышала, как о некоторых американских леди отзывались, используя выражение старая дева.
Майор нагнулся поближе и одарил Камиллу обаятельной улыбкой.
– Но вы слишком молоды, чтобы быть старой девой. – Он перевел взгляд на ее губы. – И слишком красивы.
От смущения Камилла покраснела, а майор негромко спросил:
– Удовлетворены ли вы тем, как я вальсирую?
– Вы очень хорошо вальсируете, – пробормотала Камилла смущенно. Мысли ее были заняты совсем другим. Она думала не о том, как он вальсирует, а о том, как его бедра прижимаются к ее бедрам, как приятно щекочет щеку его теплое дыхание…
– Так как я уже хорошо овладел техникой вальса, – язвительно заметил майор, – может, вы обучите меня другим танцам? – Он понизил голос до хрипловатого шепота. – Я с удовольствием научусь любому делу, которому вы соблаговолите меня обучить.
Камилла должна была почувствовать себя оскорбленной, но вместо этого ощутила радостную дрожь внутри.
– Думаю, за один вечер вы постигли уже достаточно премудростей, майор, – проговорила она с лукавой улыбкой.
Музыка смолкла. Они тоже остановились, но майор не отпускал от себя Камиллу.
– Мадемуазель, – начал он, – может быть, вы не откажетесь…
– Вот ты где! – прошипел кто-то за спиной. Камилла тихо застонала. Дядя!
Майор Вудворд отпустил ее, она обернулась и встретила гневно пылающий взор дяди Огаста. По-видимому, забыв, что майор понимает по-французски, он принялся отчитывать племянницу громким шепотом:
– Сначала ты позоришь нашу семью: выступаешь перед всеми собравшимися, читаешь нотации мужчинам. Потом имеешь наглость пойти танцевать с этим варваром…
– Прошу прощения, – произнес майор Вудворд на безукоризненном французском. Выражение его лица становилось все более суровым. – Ваша дочь просто…
– Она мне не дочь! – перебил его дядя Огастт. – Моя дочь никогда бы не повела себя столь неподобающим образом! Она мне всего лишь племянница! Племянница, которая постоянно позорит нашу семью!
Хотя Камилла всегда знала, что дядя ее презирает, ей было обидно слышать, что он так открыто высказывает свое отношение к ней, к тому же перед майором. Она поспешно опустила голову, чтобы скрыть набежавшие на глаза слезы.