— Александр Романович! — закричал он с порога, — идите скорее!

— Куда?

— Я вам сейчас покажу! — И Аветик вылетел вон.

Наполеонов поднялся с табуретки и вышел следом за ним. Аветик уже выбежал из сеней на улицу и быстро пошел по асфальтированной дорожке в сторону древесных зарослей. За кустарниками оказалась тропинка, заросшая травой, шла она вдоль оврага и вскоре тоже выходила к калитке.

— И что? — спросил Наполеонов.

— Вы гляньте в овраг!

Наполеонов посмотрел и увидел на дне неглубокого оврага красную женскую туфельку.

Он присвистнул:

— Золушка башмачок потеряла.

— Вроде того.

— А как тебя сюда занесло?

— Обыкновенно. Вы же велели участок осмотреть. Я и осмотрел.

— Молодец! — похвалил следователь оперативника, — теперь надо ее достать, только осторожно, на вот, возьми платок и целлофановый пакет.

— Ага.

За плечом Наполеонова пыхтели прибежавшие следом Рашид и Геннадий.

— Ну, узнаете обувку? — спросил у них Наполеонов, принимая из рук Аветика туфельку.

— Сложно сказать, — пробормотал Геннадий.

— Аня такие вроде не носит, — подумав, ответил Рашид.

— Почему?

— Слишком яркие.

— А Маргарита?

— Не могу сказать…

— То есть вы на ней этих туфель не видели?

— Нет, — уверенно ответил Рашид.

Геннадий отрицательно помотал головой.

— Хорошо, — сказал следователь, — я вас пока отпускаю.

— Куда? — удивились друзья.

— На все четыре стороны. Но из города пока не уезжайте.

— Есть, начальник, — угрюмо усмехнулся Рашид.

— Куда я могу уехать в начале учебного года? — пробормотал Наливайко.

— Ну, вот и ладушки, — следователь, не глядя больше на них, отправился в дом. Григорян шел за ним следом.

— Я чего хочу сказать, — заговорил Аветик, когда они почти дошли до асфальтированной дорожки.

— И чего?

— Вот, видите, — он ткнул на углубление в земле, — след…

— А дальше — нет, — Наполеонов присел и стал рассматривать почву.

— Нет, — согласился Аветик, присаживаясь рядом со следователем, — это потому, что дальше она по траве пошла.

— А возле оврага поскользнулась, туфелька слетела, и она за ней не полезла…

— Побоялась упасть в овраг.

— Он мелкий…

— Все равно, ведь она могла еще больше натоптать или даже оставить следы рук.

— Выходит, она шла по траве до самой калитки…

— Да.

— А там асфальт, — вздохнул Наполеонов.

— Но приехала она ведь на машине!

— Думаешь?

— На чем же еще сюда доберешься?

— На такси.

— Это слишком заметно, — не согласился Аветик.

— Если она приехала поздно вечером, как сказано в записке…

— Пойду поспрашиваю соседей?

— Иди, хотя сейчас на даче негусто народу, — задумчиво проговорил Наполеонов.

Эксперт снял отпечаток от туфли возле дорожки и след скольжения. А Легкоступов, забыв обо все на свете, фотографировал не только то, что относилось к делу, но и сам овраг, замшелые камни на его дне, кусты растущего неподалеку снежноягодника, а потом перешел на окрестные пейзажи.

— Валерьян! — не выдержав, возмутился Наполеонов, — ты не на пленэре! Заканчивай свою самодеятельность!

— Сейчас, сейчас, — отмахнулся тот и нацелился объективом на позднего шмеля, примостившегося на ярко-желтой махровой хризантеме, — какое чудо, — бормотал он восторженно.

— Это самец! — пробасил Незовибатько.

— Какой же это самец? — возмутился Наполеонов, думая о находке, — туфля явно женская!

— Да я о шмеле, — хмыкнул Афанасий Гаврилович.

— О шмеле? О каком шмеле?

— О том, что Валерке позирует.

— Ах, о шмеле… — протянул следователь и вдруг удивился: — А ты откуда знаешь, что это самец?

— Мне теща сказала.

— Что-то я тут поблизости никаких тещ не наблюдаю, — прищурился Наполеонов.

— Очень ей нужно тут находиться, особенно возле тебя, — ухмыльнулся Незовибатько.

— Тогда как же она могла тебе сказать, что этот шмель — самец?

— Она заранее сказала.

— Да откуда она могла это знать!?

— Тещи знают все! — наставительно пробасил Афанасий Гаврилович и поднял вверх указательный палец.

— Твоя теща вещает тебе с небес? — улыбнулся Наполеонов.

— Типун тебе на язык! — рассердился Незовибатько.

Потом посмотрел на заинтересованные лица сослуживцев и снизошел до объяснения:

— Просто третьего дня на даче сынишка мой увидел шмеля и стал звать: «Бабушка, посмотри, какая большая и красивая пчелка». Теща и объяснила, что это самец шмеля. Я тоже удивился и спросил, откуда ей это известно. Она и сказала, что осенью на цветах сидят самцы шмелей. Они не умеют жалить, но зато источают приятный парфюмерный аромат.

— Надо же, — восхитился Валерьян и проговорил мечтательно: — Вот бы и мужчины так могли!

— Как? — спросил Наполеонов.

— Источать приятный парфюмерный запах.

— Ты не очень-то им завидуй! — усмехнулся Незовибатько.

— Почему? — спросил фотограф.

— Потому, что до весны эти плюшевые создания уже не доживут.

— Как жаль! — искренне огорчился Валерьян.

— Они тут шмеля оплакивают, — возмутился Наполеонов, — а в доме, между прочим, лежит труп!

— Ах да, — проговорил Илинханов, — можно уже машину вызывать.

— Тьфу ты! — в сердцах воскликнул Наполеонов и быстро пошел прочь.

— Он, кажется, обиделся, — забеспокоился Аветик.

— Ничего, скоро успокоится, — спокойно заверил Незовибатько.

— В смысле? — не понял Григорян.

— В хорошем смысле!

Все, кроме Аветика, рассмеялись.

Опрос соседей ничего не дал. Кого-то не было дома, кто-то спал и ничего не слышал.

— Как всегда, — вздохнул Григорян.

— Во всяком случае, если бы к дому Фалалеева подъехала машина, кто-то да услышал бы, — сказал эксперт.

— Если поздно ночью, то не факт, — вздохнул следователь.