тогда на эшелонах в Ярославль привезли и распределили по городу, деревням и селам. К нам в избу подселили одну женщину с дочкой, худющие такие были — кожа да кости. Я их увидела не сразу, позже, когда они немного уже поправили здоровье. Наша бабушка их всё молоком от буренки Красавки отпаивала. Женщина эта, Ирина Александровна, сейчас в школе нашей директорствует. Умерла ее Леночка, через полгода умерла, несмотря на парное молочко. Вот Ирина Александровна и не стала возвращаться после войны в Ленинград. Муж погиб на войне, дом разбомбили, а могила Леночки здесь — на кладбище нашем. Скоро и ты, Петюня, в школу пойдешь к Ирине Александровне. Добрая она женщина и учительница хорошая, хвалят все ее. Но жалко, ой, как жалко! Никого у нее не осталось.

Вспоминая рассказ матери о военных годах, думая об Ирине Александровне, старик всегда говорил Мухтару:

— И я теперь, как Ирина Александровна, один-одинешенек. Только ты, Мухтарка, у меня и есть в доме. Тоня далеко в своей Москве, пять лет назад приезжала в последний раз. Некогда ей, то по концертам всё ездила, а сейчас на старости лет заболела, ноги у нее плохо ходят.

Катерина после окончания войны вернулась в село в родной дом, где ее ждали мать с дочерью Тоней. Они жили опять одни, так как Ирина Александровна ещё с 1944 года переехала на квартиру при сельской школе, освободившуюся после смерти директора школы. С нетерпением ждала Катерина мужа с фронта, знала, что ее Ванюша жив-здоров.

Иван Красавин вернулся домой в октябре 1945 года, попав во вторую очередь демобилизации личного состава Красной Армии. Он дошел на своем танке до Берлина и расписался на стене рейхстага. Петюня очень этим гордился, и когда учился в школе, обязательно писал об этом во всех сочинениях на военную тему. Отца, героя-орденоносца, приглашали в школу рассказывать ребятам о войне.

После возвращения Иван Петрович был назначен директором МТС, где до войны был трактористом. Постоянно давали о себе знать раны: не все осколки удалось извлечь. Несколько раз Иван ложился в больницу, чтобы подлечиться. Но один осколок все-таки дошел до сердца, случилось это в тот день, когда Ивану Петровичу исполнилось пятьдесят лет. Ушел он из жизни тихо — во сне. Похоронили Красавина Ивана Петровича на сельском кладбище около разрушенной церкви, рядом с могилой матери Екатерины. На могиле поставили памятник с пятиконечной звездой.

Петюне тогда было пятнадцать лет, он приехал на похороны отца из Ярославля, где учился в первом техническом училище при шинном заводе. Навсегда запомнились ему добрые слова, которые говорили односельчане об отце.

Жители села часто видели старика Иваныча на могиле родителей и на Аллее Славы. Односельчане устроили ее на берегу Волги к 20-летию Победы над немецко-фашистскими захватчиками. Был там портрет его отца — героя Великой Отечественной войны Красавина Ивана Петровича.

— Прости, отец, что не продолжил я род Красавиных, так уж вышло. Виню себя за это, — мысленно обращался старик к отцу, стоя у портрета.

Глава 5

К нему мало кто захаживал в гости. Сверстников в селе и окрестных деревнях осталось мало — разъехались по стране счастье своё искать. Некоторые рванули на целину, освоение которой пришлось на годы молодости Петюни. Кто-то после армии обосновался в тех краях, где служил. Приезжали иногда в отпуск к своим старикам, тогда и заходили в гости. Сидели вместе на завалинке и молодость вспоминали, осторожно обходя 90-е годы — запретная тема. Что именно случилось тогда с Петром Красавиным, никому не было доподлинно известно кроме Игната Сидорина.

Все разговоры заканчивались сетованиями по поводу изменений в Волково. Много дач появилось на месте снесенных старых домов. Строят как-то по-другому, не так, как деды с отцами. Теряет свой облик Волково. И молодежь разъезжается.

— А вы-то сами! Эх, кто-бы говорил! — думал про себя Иваныч.

В последнее время реже стали приезжать, сами стали стариками, а путь неблизкий. То ли дело друг Игнат, с которым как были в детстве не разлей вода, так и остались. Обосновался Игнат в Ярославле, областном центре, но в Волково приезжает часто, почти каждую неделю. Летом тут и жена его Пелагея с внуками, и родители внуков наведываются — сыновья Павел и Виктор с женами. Правда, дом родительский Игнат Егорович перестроил. А зря! Уничтожил истинную красоту дома — наличники.

— Нет, подавай всем сейчас пластиковые окна, — обращался старик к Мухтару. — Говорил я Игнатке, ты посмотри, какие наличники у тебя на избе! Ни у кого таких нет в Волкове, только у тебя змеи и драконы на окошках.

— Ну что ты говоришь, Петюня! Я змей до смерти с детства боюсь, сам знаешь. Помнишь, когда за клюквой на болото ходили, меня гадюка чуть не укусила, сапоги кирзовые спасли. Хорошо, что батя настоял, чтобы я их надел. Я собирался свои резиновые сапоги надеть, а батя дал мне свои. Пусть они и больше были, но крепкие. Не прокусила кожу гадюка, — взволнованно отвечал ему тогда Игнатка, — а ты заладил: оберег да оберег! Я скажу строителям, чтобы они наличники аккуратно сняли, передам потом в музей деревянного зодчества. Я же не вандал, Петюня, но дом требует обновления, семья у меня большая.

Этот разговор с Игнатом старик помнил очень хорошо. Игнат дом свой начал перестраивать как раз на следующий год после приезда в село студентов на художественную практику в 2005 году. Поселили их в сельском клубе, где кино давно уже не показывали и танцев не было.

Каждый день студенты пейзажи рисовали: и Волгу, и лес, и село. А молоденькую руководительницу практики, Марину Аркадьевну, заворожили наличники на окнах изб. У каждой избы они были особенные. Она все их в альбом свой зарисовала и сфотографировала фотоаппаратом.

За месяц до разговора с Игнаткой о его избе старик получил на почте ценную бандероль. Когда шел получать, то гадал, что же в ней. Оказалось, что книга из серии «Искусство». А в ней все фото изб в Волкове со старинными наличниками, рисунки и подробные описания.

Марина Аркадьевна сразу нашла подход к угрюмому старику, заведя разговор о его избе. Она объяснила ему, что ромбики с точками внутри и перекрещивающиеся двойные полосы — это символы земли, а волнообразные