в гестапо об отце. Тот, честный врач из Мюнхена, оказался настолько непримечательным, что гестаповцы отпустили его через пять дней. Что бы вы думали? Сын донес на него еще раз: отца снова арестовали, а затем отпустили.

Безвольный и лишенный сострадания, рычащий и скалящийся на некоторых, Рашер готов на все, чтобы принести кость начальникам, и Гиммлер – не единственный хозяин: на конце поводка – Нини Дильс, которая дает советы и манипулирует им.

Как в личной, так и в профессиональной сфере Рашер раздвигает границы знаний и этики. Поскольку он и его жена не могут иметь детей, супруги крадут новорожденных: от этого преступного союза «рождаются» три мальчика. Каждый раз сценарий, достойный греческой трагедии, один и тот же: радостное изумление супругов, письмо Гиммлеру, подушки и шиньоны, а через девять месяцев – конец комедии для бывшей певицы. Все хорошо, что хорошо кончается, и Гиммлер присылает шоколадные конфеты для всей семьи. Эта невероятная афера так и не была до конца раскрыта, хотя и выплыла на свет. По одним данным, младенцев «приютили», поскольку в военное время нет недостатка в сиротах и брошенных детях, по другим – горничная Рашеров выступила в роли «суррогатной матери». Короче говоря, «Лебенсборн»[8] на дому, своего рода арийские ясли. Таким образом, Нини Дильс стала самой старой новоиспеченной матерью рейха в возрасте пятидесяти лет, что для того времени было чудом, причем невиданным. Именно это последнее обстоятельство и привело к падению дома Рашера: к этому я еще вернусь.

На одной из самых известных фотографий доктор с полысевшей головой улыбается, прижимая чисто выбритую щеку к телу младенца, одного из трех мальчиков. Я нахожу этот снимок особенно впечатляющим и показательным. В то время как доктор, одетый в униформу, смотрит в камеру с гордым, восхищенным выражением лица, младенец кричит во всю мощь легких и выглядит испуганным. Конечно, в те времена фотографии делались не так, как сегодня, когда можно стереть их по своему усмотрению и сделать заново. Однако фотограф, возможно вопреки себе, запечатлел всю правду этой омерзительной ситуации.

Как бы то ни было, в начале 1940-х годов в Германии не было недостатка в людях, приговоренных к смерти. Гиммлер был твердо убежден в необходимости экспериментов на людях. Сложнее всего преодолеть враждебный настрой медицинского сообщества и получить знаменитую камеру. Рашеру было сложно не скрежетать зубами от злости, затаив обиду на коллег. После того как удалось подавить скептицизм медицинского сообщества, на что даже Гиммлеру потребовалось некоторое время, доктора Рашера назначили научным сотрудником в Дахау, чтобы наконец-то провести эксперименты, о которых он столько мечтал. Ему дали карт-бланш. Задачей было спасать жизни, находясь в концлагере.

3

«Я экспериментирую на людях, а не на подопытных кроликах и мышах»

Зигмунд Рашер

Гипоксия и гипотермия, недостаток воздуха и недостаток тепла – вот два подводных камня для летчиков. Теоретически человеческий организм в герметичной кабине способен выдержать любую высоту, однако в военное время кабины остаются таковыми недолго. В итоге немецкие летчики погибали либо от гипоксии, либо от переохлаждения в ледяных водах Северного моря или Ла-Манша, даже если их сразу спасали. Экспериментальных данных не хватало, хотя некоторые эксперименты все же проводились, в частности, доктором Вельцем в Хиршау недалеко от Дахау. Теперь нужно было перейти к более крупным животным, например к обезьянам, чтобы наука могла добиться должного прогресса. Однако по ряду причин, в том числе из-за законов о защите животных 1933 и 1935 годов, найти шимпанзе в лаборатории оказалось невозможно. После битвы за Британию, а затем нападения на Советский Союз вопросы гипоксии и гипотермии становились все более актуальными. Гиммлер мог предложить медицинскому сообществу гораздо больше: если нет обезьян, ученые могут экспериментировать на заключенных. Вот он и ответил Рашеру: Заключенные будут с радостью предоставлены в ваше распоряжение для исследований воздействия больших высот[9].

Одни герои авиации погибли в море, другие – в воздухе, а около сотни – на земле, не имея возможности летать, в мрачном блоке, выделенном Рашеру для одиозных экспериментов.

Изначально доктор предпочитал действовать в одиночку, возможно, желая сохранить секретность, а возможно из-за боязни неудачи. Однако вскоре обратился за помощью к коллеге, лагерному врачу СС, а затем приехал сам Гиммлер, так как открытия приняли столь «необычайный поворот».

Эксперименты, проведенные мной и доктором Ромбергом, показали следующее: опыты по прыжкам с парашютом доказали, что недостаток кислорода и низкое атмосферное давление на высоте 12 или 13 км не приводят к смерти. Всего проведено 15 экспериментов в подобных экстремальных условиях, которые вызывали сильнейшие судороги и потерю сознания, однако все сенсорные функции полностью восстанавливались по достижении высоты в 7 км.

Ни боль жертв, крики которых, судя по всему, были слышны далеко за пределами блока, ни полное отсутствие какой-либо методичности в выборе испытуемых, ни пренебрежение этическими нормами не могли остановить врача, который решил пойти дальше отметки в 12 километров, лишив подопытного кислорода. Вскоре (менее чем через десять минут) бедняга терял сознание, дыхание замедлялось до трех вдохов в минуту, а затем и вовсе прекращалось. На этой стадии появился выраженный цианоз, выступившая изо рта пена высохла, а электрокардиограмма превратилась в прямую линию. Так и хочется сказать «упокой его душу» этому человеку, единственной информацией о котором осталось расистское описание Рашера – «еврей в хорошей форме, 37 лет». Но нет, не прошло и часа, как врач уже наточил скальпели и подготовил инструменты для проведения вскрытия. В своем сухом формальном отчете он описывает перелом грудной клетки, желтоватую жидкость, вытекающую из перфорированного перикарда, и сердце, которое снова начало биться (рефлекторные удары). В этот момент врач решает вскрыть череп, чтобы извлечь мозг с сильным отеком. Сердце продолжает биться еще восемь минут.

Подобный ужас не требует комментариев, любой человек, читающий эти строки, может испытывать лишь отвращение и возмущение, не говоря о ярости, однако в заключении доктор Рашер говорит:

Анатомические препараты будут сохранены для последующего изучения. Последний случай, насколько мне известно, является первым в своем роде, когда-либо наблюдавшимся у человека. Вышеописанные удары сердца представляют тем больший научный интерес, что они были до самого конца зафиксированы на электрокардиограмме.

Эксперименты будут продолжены и расширены. О новых результатах будет сообщено дополнительно.

Действительно, эксперименты были продолжены и расширены: Гиммлер в восторге, очень впечатлен тем, что считал воскрешением, и попросил использовать эксперименты, чтобы определить, можно ли вернуть этих людей к жизни.

Он добавил: