перевести на ощущения людей изливающийся из него поток чувств, то главными были бы грусть и обида. Две бездны, охватывающие тебя, когда ты приготовился безвозвратно положить свою жизнь на алтарь Вселенной. Но она внезапно потребовалась всего лишь небольшой планете.

В тарелке Салливана открылась дверца нижнего яруса, и к порталу выбралась его команда. В сравнении с одухотворёнными олимпийцами Берни облик каждого из этой компании поражал мрачностью и какой-то отчаянной отрешённостью. Берни вспомнил, что заблаговременно изучил их биографии. Одного ждало пожизненное заключение. Второго грызла неизлечимая болезнь, которой он упорно сопротивлялся. Третий когда-то в шаге стоял от вселенского счастья. Но не успел шагнуть. И теперь искал шанс повторить попытку. Три запертые двери могла открыть вселенская слава, влекущая капиталовложения галактического масштаба.

— Видишь сам. Мне нечего бояться. Такие не проиграют, — усмехнулся Салливан, заметив внимание Берни. — Им некуда отступать. Любой из них — это крыса, загнанная в угол. Каждого спасёт только чудо. И это чудо — олимпийское чемпионство.

— Мои тоже не подведут, — парировал Берни. — Искра искусства воспламеняет сильнее, чем искра отчаяния.

— Сам-то как? — проворчал Салливан. — Видимся-то в последний раз. Всё ещё не боишься победить?

— Каждый из нас — та самая пылинка, о которой мы уже говорили, — вздохнул Берни. — Её жизнь быстротечна. И, быть может, главной наградой здесь станет то, что эта жизнь развернёт Вселенную к лучшему.

— Да будет так, — повёл головой Салливан, лихо развернулся, словно изображая ту самую Вселенную на её судьбоносном повороте, и направился к порталу.

* * *

Два ментальных луча упёрлись в звезду. Зрители за сотни тысяч световых лет от места событий замерли в напряжении, ожидая того величественного момента, когда звезда пробудится к жизни. Когда с экранов исчезнет один катер. А второй вместе с парой крейсеров нырнёт в портал нуль-транспортировки, чтобы спастись от сокрушительного гнева сверхновой.

«Что таится во мне? Или даже во всех нас? — пульсировал внутри вопрос. — Что прячет наше сознание, рождающее импульс, который не способна воспроизвести и самая совершенная техника самых развитых цивилизаций».

Тело внутри корабля, скользящего по ментальному лучу, выстроенному общими усилиями одной из команд, разорвалось миллионами мелких частиц, сразу ставших разноцветными искрами фейерверка. И по направлению луча мёртвый громадный тёмный шар внезапно вздрогнул, зашевелился, потрескался… И вспыхнул невиданной мощью, превращаясь в сверхновую звезду, дарящую этому району Вселенной новые возможности. От импульса обратной связи мелкими частицами рассыпался и катер, в котором находился тот, кто сумел оживить звезду. Исчезновение одного катера было предсказуемым. Второй с не добившимся задуманного результата должен был прорваться к порталу вслед за исчезнувшими там крейсерами. Но не успел. Впрочем, такое происходило не впервые.

В солнечном утре далёкой планеты, заросшей фиолетовыми джунглями, образовалось огромное чёрное пятно. Из него вывалился обгоревший шар, рухнувший в густые заросли, прорвав пелену переплетённых ветвей. Пожара не произошло. Местная флора была на диво огнеупорной. Когда шарообразный пришелец остыл, раздался щелчок, и на его поверхности откинулся люк. Оттуда выпрыгнул Салливан, предварительно убедившийся, что попал, куда задумано, и атмосфера не грозит ему удушьем, отравлением и прочими неожиданностями, а климат, как и ожидалось, весьма приветлив. Где-то на другом краю известного ему космического пространства осталось всё то, что составляло праздник нескольких последних месяцев его жизни. Всё это было теперь столь далёким и ненужным. Как и он сам для покинутого мира, которому требовались подвиг и победа, которые он не обеспечил. Теперь обратного хода не было: нигде не любят разбивающего последние надежды. Привычным жестом Салливан вытолкнул из кармана аптечку, проглотил лиловую таблетку, засыпал в ноздри зеленоватый порошок и сделал себе инъекцию из ампулы, в которой нехотя колыхалась бурая жижа. Оставалось немного подождать. Он уже чувствовал, что под кожей начинается зуд трансформации. Ещё чуть-чуть, и на далёкой планете вместо несостоявшегося чемпиона появится никому не известный рептилоид с заранее заготовленными документами. Останется замести следы и покинуть этот затерянный уголок Вселенной, чтобы начать новую жизнь. Со всеми её достоинствами и сопутствующими призами. Возможно, стоит подумать о новой команде, которую он представит на следующей Олимпиаде. Как будет выглядеть тот, кого следующим стоит подталкивать к победе? Это так странно чувствовать, что способен зажечь звезду. Но только один раз. А после уже никто этого не сможет. Если не подсказать. Если не подправить что-то в голове кандидата, которая после этого ремонта тоже окажется способна на сверхновую. Можно не понимать, как работает магнит, но обернуть его силу себе на пользу. И не только себе. А и всей Вселенной в целом.

Через поляризационное стекло воспламенившуюся звезду рассматривали два негуманоида. Один из них протяжно булькнул. Его фразу, если убрать ту сильную разницу культур, которая отделяла его от человеческой цивилизации, можно было бы кратко перевести словами древнего голландского врача «Светя другим, сгораю сам». Второй любовался пламенем воскресшего светила безмолвно, но если какой-нибудь человек смог бы осуществить перевод исходящего от него излучения, то сложилась бы фраза, пришедшая из древнего Востока того же мира людей: «Лучше вспыхнуть и ярко сгореть, чем дымиться и медленно тлеть». В чёрной пустоте космического пространства пылал огромный шар с золотистыми переливами. Словно это и была самая важная награда минувших суток — медаль высшего достоинства очередных Игр, добравшихся до финала. Олимпийская сверхновая.