— Но, понял, что в такой ситуации я, как старший мужчина в доме, я несу ответственность за сестер и за…весь род. — Кое как удержался, чтобы не спросить мужика, не появятся ли еще какие-либо братья или сестры, чтобы быть готовым, но, в последний момент, прикусил язык.

Мужчина недоверчиво крякнул, очевидно, что за двенадцать лет нашего знакомства я не показывал себя лицом, готовым взвалить на свои плечи такую ношу.

— А с бароном Фриксеном что будете делать, Олег Александрович? — осторожно спросил Еремей.

— А что с ним надо сделать, как ты полагаешь?

— Так ведь он, шельмец, вами, уже почитай, три года всячески помыкал и изгалялся, только вы, Олег Александрович никогда ему отпора не давали, просто молчали или убегали…

Нда. Ситуация совсем плохая с моим предшественником. И не спросишь его, не проведешь этому плаксивому мальчонке сеанс психологической накачки.

Только слуга, судя по выражению его лица, ждал от меня какого-то ответа.

— Да черт с ним, с этим бароном. Пускай себе живет…

Судя по вытаращенным глазам моего собеседника я ляпнул что-то запредельно глупое.

— Я конечно в ваших, благородных делах, ваше сиятельство, разбираюсь слабо, все-таки, я, по происхождению, мужик сиволапый, но только, после сегодняшнего, барон вас обязательно на дуэль вызовет. — Еремей сокрушенно покачал головой.

— И что, что вызовет? Побоксируем с ним маленько, разомнемся…

— Как это — побоксируем? — не расслышал, наверное, меня мужчина: — Судя по тому, как он с дерьме, извините, измарался, он с вами будет до смерти драться, тем более, вы его вещи забрали.

— Что в бою взято, то свято. — отрезал я, прежде чем понял, смысл фразы, произнесенной Ермолаем: — Погоди, что значит — до смерти? Как тебя понимать?

— Дак известно, как — как сказал, так и понимайте. Я, конечно, не знаю, всех тонкостей, так как я мужик…- закокетничал вновь Ермолай.

— Да, да, я помню — лапотный мужик, окончивший… Что ты закончил, Ермолай, реальное училище или гимназию?

— Семинарию. — покраснел образованный слуга, но тут же вернулся в струю поучения барчука: — Так вот, я всех дуэльных тонкостей не знаю, но думаю, что сегодня, к вам домой прибудет секундант, который передаст формальный вызов от барона Фриксена, который будет настаивать на дуэли до смерти одного из противников…

— Ты сейчас серьезно говоришь? — я вгляделся в глаза своего собеседника и понял, что разговор идет серьезней некуда.

— Ваше сиятельство, вы не заболели ли случайно. Говорите больно чудно.

— Да нет, Ермолай. — я испугался, что моя странность может повлечь негативные для меня последствия, а в комфортности местных психиатрических больниц я очень сильно сомневался: — Это я просто так шучу. Настроение у меня сегодня очень шутливое… И тут я вспомнил, что сегодня я получил сообщение о том, что мои официальные мама и папа, а также старшие братья пропали без вести, а если быть реалистом, а не придурочным оптимистом, то их судьба, скорее всего, сложилась трагично, так что о шутливом настроении говорить нельзя. Это я, конечно, вляпался, так вляпался. Остается только сослаться на легкое нервное расстройство.

— Извини, Ермолай, просто я сегодня после всех этих событий, сам не свой, просто не знаю, как себя вести.

— Оно, конечно барич, все верно, почитай, в один миг всю родню потерять. Да еще дуэля эта…

— Да достал ты, Ермолай! — не сдержался я: — Хватит мне про эту дуэль напоминать. Придёт вызов — значит всех поубиваю, и барона твоего, и секунданта его, и… короче всех.

Стоило мне закончить эту фразу, как мы пришли. Девочки, все также идущие впереди, свернули в распахнутые ворота, возле которых стоял классический дворник в фартуке, который, при нашем появлении, начал энергично мести булыжники брусчатки у своих ног, а, когда я поравнялся с ним, то снял свой черный картуз и изобразил легкий поклон:

— Здравствовать вам, барчук.

— Добрый день. — я кивнул в ответ и поспешил пройти мимо, во двор.

Дом нашего семейства представлял кирпичный, двухэтажный особняк, в английском стиле, одна половина которого была украшена вьющимися побегами какого-то винограда, которые в высоту достигали крыши.

С виноградом как раз возился еще один бородатый мужик, который при моем появлении, просто склонил голову, после чего вернулся к своей работе. По линии ворот брусчатка улицы сменялась плотно уложенными, плоскими плитками, вытесанными из какого-то камня. Широкая полоса таких же плиток по дуге огибала дом и уходила за угол здания, где виднелись какие-то деревья, очевидно, там был разбит сад или парк. Уверен, что там же располагались и каретные сараи, или какие еще хозяйственные постройки в городских усадьбах бывают?

Пока я рассматривал обстановку княжеской усадьбы, Ермолай задержался возле «евшего» меня глазами дворника и что-то прошептал, как я понимаю, нечто нелицеприятное, типа «Барчук совсем из ума выжил», во всяком случае, менеджер по клинингу озадаченно уставился на слугу, или кто он там, в местной пищевой цепочке.

Я уже собирался зайти в дом, когда на улице раздались, как мне показалось, пара выстрелов, потом что-то громко грохнуло, раздались крики, а в отдалении, заполошно, заверещал свисток.

— Ох ты, что же это делается! — дворник, обладающий отменной реакцией, выглянул за ограду, после чего, не теряя времени, бросился запирать ворота, крича: — Тикайте в дом, бомбисты сюда бегут!

Еремей, с перекошенным лицом бросился в дом, пробегая мимо меня, он дернул меня за руку, крикнув, «Бежим, барин», но задерживаться подле меня не стал, скрывшись за толстой двустворчатой дверью, я же остался стоять на месте, тупо глядя, как дворник торопливо навешивает большой замок на петли ворот.

Почему я не побежал, чтобы укрыться от явной опасности за надежными стенами старого дома? Не знаю. У меня вообще, с момента моего осознания себя в новом теле и этом, чудном мире, душа пребывает в какой-то эйфории, да и не верю я, что Высшие силы, которые забросили мою грешную душу сюда, приготовили мне такой быстрый и бесславный конец.

Из-за забора выбежали трое, одетые в обычные темные костюмы и кепки. Один из них дернул за створки ворот, которые не поддались, после чего просунул между кованных прутьев ворот руку, с зажатым в ней, большим черным револьвером и направил его на замершего в испуге дворника.

— Открывай, дядя, не то выстрелю!

Дворник обернул к дому бледное и растерянное лицо, встретился