По дороге она мысленно прокрутила последние дни. Пять из них она провела, тайком изучая комплект документов, собранных Анатолем перед смертью. Судя по написанным от руки заметкам дяди, Жюльен Рамирес был ночной бабочкой: часто возвращался глубокой ночью на своем мотоцикле или фургончике. Откуда? Это не уточнялось. Анатоль упоминал также молодую женщину, по виду из готов, которая время от времени оставалась у него на ночь. Подружка?

Субъект демонстрировал все признаки нестабильности. Его множество раз исключали из различных учебных заведений за то, что некоторых своих соучеников он доводил до больницы, а также за надругательство над могилами (это случилось в раннем отрочестве), принадлежность к группам сатанистов, жестокое обращение с животными… Приговор, отправивший его в тюрьму на пять лет, стал следствием жалобы, поступившей от девушки, которую он встретил на какой-то вечеринке. Люси прочла копии протоколов уголовного дела: Рамирес проводил ее до дому, чтобы выпить «по последней», и не больше. Попытка принуждения к физической близости. Девушка оказалась несговорчивой, он пригрозил ей пистолетом, привязал к стулу и ножом сделал разрез на плече, «чтобы пососать ее крови» – так значилось черным по белому в фотокопии. Жертве удалось вырваться, избежав тем самым изнасилования, а возможно, и убийства.

Судя по тем же протоколам и показаниям экспертов-психиатров, сменявших друг друга на свидетельском месте во время процесса, Рамирес десять лет назад провел некоторое время в психиатрическом госпитале в Палезо с диагнозом довольно редкого расстройства, называемого синдромом Ренфилда: поистине неодолимого влечения, которое пациент испытывает по отношению к крови. Рамирес попал в этот круговорот извращенной зависимости из-за ранения, полученного в подростковом возрасте. Именно тогда он осознал, что поглощение собственной крови приводит его в специфическое возбуждение. Эта странность сначала толкнула его к самовампиризму, что выражалось в нанесении себе ран, затем к зоофагии – он пил кровь животных, часто собак и кошек. В две тысячи шестом году, сразу после выхода из психбольницы и за два года до дела о попытке изнасилования, обвиняемый был задержан среди ночи в мясной лавке запустившим руку в морозильник.

Приятный типчик.

Среди прочих элементов расследования довольно часто встречались и упоминания о других настораживающих фактах, нацарапанные дядиными каракулями на полях фотографий или фотокопий: «Что он грузит в свой фургон?», «В подвале что-то происходит», «Похоже, из дома доносятся какие-то шумы».

Что он имел в виду под «какими-то шумами»? В голове Люси медленно, но верно проклюнулась и пустила корни навязчивая идея: ей нужно во всем удостовериться самой, возможно, тоже услышать эти шумы, как следует осмотреться в том месте, где живет Рамирес. Если она убедится, что этот тип замешан в чем-то серьезном, то сама обратится в Центральное бюро, вручит им все собранные материалы, и пусть займутся. Но без доказательств они, скорее всего, и палец о палец не ударят, уж она-то знала.

Через полчаса пути Люси свернула с Национальной 20 и, следуя указаниям GPS-навигатора, двинулась в направлении Сольс-ле-Шартре. За день до этого она уже провела рекогносцировку на местности. Чуть подальше стояла спутниковая вышка, рядом проходила узенькая дорога, справа – поля, слева – большая темная лесная полоса и высвеченное светом ее фар скопление домов, по большей части обветшалых и расписанных граффити. В первый раз она медленно проехала мимо своей цели, расположенной в отдалении от дороги. Безликий бетонный куб с плоской крышей из листового железа. Света нет, как вроде бы и мотоцикла под навесом, где, судя по фотографиям, субъект обычно ставил свой агрегат. А строительный фургончик и его «Ауди ТТ», наоборот, ночевали на своих местах.

Люси желала избежать любого риска, а значит, следовало увериться, что хозяин отсутствует. Поэтому она приступила к первой части своего плана: спустила переднее левое колесо, развернулась и припарковала машину на обочине, у дома. Потом пошла по потрескавшейся асфальтовой дорожке. По левую и правую сторону в садике буйно разрослись сорняки и крапива.

Она несколько раз позвонила в дверь, потом постучала. На долю секунды представила себя нос к носу с Рамиресом. Придется заявить, что проколола шину, и попросить помощи. Он пошлет ее куда подальше, но, по крайней мере, она будет знать, что он здесь, дома.

Ожидание, тревога. Ни одного лучика света. Никого.

Она крадучись обошла вокруг дома. Никакого шума. Дядя предпринял свое расследование два месяца назад, может, здесь уже не к чему прислушиваться и нечего искать, но Люси не хотелось на этом останавливаться. Тем более с ключом в кармане…

Она достала из-под сиденья насос для подкачки шин, привела в порядок колесо и отогнала машину подальше, метров на сто, чтоб не бросалась в глаза. Натянула кожаные перчатки, достала из кармана куртки черную шапочку и прикрыла свои длинные светлые волосы. Затаившись, подождала, пока проедет какая-то машина, и пошла к входной двери.

Открыв замок дубликатом ключа, она проникла внутрь, ощущая то покалывание в животе, которое предупреждает нас о том, что бездна близко, слишком близко: она совершала нечто абсолютно противозаконное, ставя под удар свою карьеру, а может, и жизнь. Но это было сильнее ее: она должна все узнать.

Тот факт, что она заперла за собой дверь, ничуть ее не успокоил, наоборот, у нее возникло ощущение, что она сама загнала себя в ловушку.

Она зажгла пальчиковый фонарик, и его луч высветил старые обои семидесятых годов, плитку прошлого века. Свисающие голые лампочки служили единственными осветительными приборами, а две-три фотографии Рамиреса, позирующего перед своим мощным мотоциклом «судзуки», – единственным украшением.

Люси никак не удавалось ни избавиться от давящего чувства, ни успокоить колотящееся сердце. Обычно ей нравилось это напряжение, волна схлынувшего страха, который сохранял жизнь любому полицейскому, вот только не сейчас. Что произойдет, если Рамирес неожиданно нагрянет и застанет ее? Она заглянула в гостиную. Протертые до голых ниток кресла, но новенький телевизор и отличное звуковое оборудование. Пустые банки из-под пива на столе, несколько рисунков: ящерицы, саламандры, какие-то склизкие создания… Если автор – Рамирес, ему нельзя отказать в определенном таланте.

На тщательный обыск времени не было. Она направилась в кухню. Переполненное помойное ведро, гора грязных кастрюль, стойкий запах прогорклой еды.

Мобильник звякнул, заставив ее подскочить, – эсэмэска от Шарко: «Ничего интересного: Дюлак раскололся еще до моего приезда! Выпьем по рюмке с Николя. Буду через час. Открой все же шампань».

У нее перехватило горло. Она живо представила, как Франк возвращается домой и видит Джаю. Через час, значит у нее не больше десяти минут на все дела здесь. Совершенно недостаточно, на ее взгляд.

Она двинулась вперед по коридору. Лестница на второй этаж. Слева туалет, справа – закрытая дверь. Она повернула ручку. В лицо ударил порыв ледяного воздуха. Пресловутый подвал. Влажные кирпичи, низкий потолок: необходимо пригнуться, чтобы влезть в эту дыру, и призвать на помощь изрядную долю мужества. Хотя Люси и навидалась всяких ужасов за свою жизнь, детский страх перед спуском в подземелье глубокой ночью оставался испытанием, которое придется превозмочь.