Приземлившись на авиабазе в южной Флориде, майор Ричард Хейзер отогнал машину в ангар и, равнодушно вынув фотопленку из аппарата, направился к руководству. Рядовой вылет, «фотосессия», похожая на предыдущие. Пилота уже ждали. Хейзер передал фотоматериал и отрапортовал, что полет прошел нормально, без инцидентов. Захлопнув дверь кабинета своего военного начальства и спускаясь вниз по лестнице, Ричард начал прокручивать в своей голове варианты своих действий на остаток дня. На глаза ему опять попался тот же самый календарь, с самолетами и прозрачной рамкой, передвинутой его рукой на дату 14 октября 1962 года, это было воскресенье. Хейзер мысленно выругался, что такой бестолковый полет пришелся на выходной, он устал и измучен бессонной ночью, перелетом и неизвестностью, а уик-энд уже заканчивается, Он на миг закрыл глаза, перед мысленным воображением поплыли роскошные блондинки на аршинных каблуках и приятели по службе с тяжелыми пузатыми стеклянными кружками пива. Нет, веселый вечер, похоже, отменяется: помятое отражение в зеркале не вызывает восторга, сейчас следует прежде всего выспаться. Майор открыл глаза и еще раз мысленно послал все ЦРУ с Пентагоном к чертям собачьим.

Хейзер и не предполагал, что спустя считаные сутки его вызовет к себе на прием сам президент США Джон Кеннеди и эту встречу увековечат фотографы Белого дома. Аэроснимки, сделанные 14 октября пилотом самолета U-2, были расшифрованы в ЦРУ опытным аналитиком Дино Бруджиони уже спустя несколько часов после возвращения майора Хейзера на авиабазу. В справке национального разведывательного центра по дешифрованию аэрофотоснимков говорилось, что «на Кубе, в районе Сан-Кристобаля имеется старт для ракет типа «земля — земля». Обнаружены три позиционных площадки ракет средней дальности. Идентифицированы восемь транспортных машин и четыре пусковых установки». И хотя сами двадцатиметровые ракеты на фотоснимках не были зафиксированы, директор разведки Джон Маккоун вынес вердикт: «Я все же был прав! Русские установили на Кубе свое оружие!»

Пилоту Ричарду Хейзеру, которому удалось добыть эту сенсацию, повезло, кубинский пальмовый «лес» не скрыл даже бликов солнца на массивных корпусах трейлеров с окислителем для ракетного топлива. На трех установках мобильного типа никаких маскировочных сеток не было, только тенты. Но что находилось под тентами, догадаться было несложно (см. С. Микоян, «Анатомия Карибского кризиса». М., 2006, фотодокумент на с. 176).

Потом, правда, советские военные стали использовать маскировочные сетки, измазанные грязью, так что результат аэрофотосъемки стало трудно интерпретировать. Почему же их не использовали раньше — вопрос риторический. А ведь если бы не эта оплошность — ив работе по монтажу ракет соблюдалась маскировка, то беспрецедентная операция «Анадырь» достигла бы задуманного финала! Директор ЦРУ Джон Маккоун спустя несколько месяцев признался Кеннеди: «Если бы у нас были только фотоснимки после 14 октября, то мы могли бы ничего и не заметить. Материал, привезенный из полета Ричарда Хейзера 14 октября, был единственным прямым доказательством советских ракет на Кубе».

Известную поговорку о том, что первое впечатление о человеке — самое сильное, как нельзя лучше подтвердило знакомство советского лидера Никиты Хрущева и президента США Джона Кеннеди. Произошло это в июне 1961 года в Вене — городе Кафки и Фрейда, Штрауса и Моцарта, городе, пропитанном мелодией вальса и ароматом кофе по-венски, благоуханием роз и лилий, блеском хрустальных люстр и шелестом каштановых аллей.

После этой встречи Джон Кеннеди недовольно отозвался о Хрущеве:

— Упертый большевик! И обращался со мной как с мальчишкой!

А Хрущев, в свою очередь, так отозвался о Кеннеди: — А президент-то США совсем молодой, в сыновья мне годится! Нет, это не желчный и злобный старик Эйзенхауэр, с Кеннеди мы, пожалуй, сумеем повернуть нашу холодную войну в сторону потепления! Но для начала этого зеленого юнца стоило бы припугнуть русской силой! (см. А. Розенцвейг, Джон Кеннеди, «Жизнь, расколотая надвое», М., 2004, с. 75–80).

Ни Кеннеди, ни Хрущев друг друга адекватно не воспринимали, и это важно для понимания того, почему узел Карибского кризиса столь глубоко затянулся. Хрущев рассчитывал, что информирование по всему миру о самом факте присутствия на Кубе советских ракет с ядерными боеголовками (после завершения их монтажа) спровоцирует политического оппонента на совершенно другую реакцию — Америка прекратит сжимать кольцо военной экспансии вокруг Союза и, возможно, начнет выводить свои ракеты, нацеленные на Москву, из Турции, Италии, Англии. А то, что у «зеленого юнца» — американского президента — реакция окажется столь агрессивной, Хрущеву и в голову не приходило.

Но гораздо более интересно для нас раскрыть скрытую пружину драматургии Карибского кризиса, заложенную в Вене. Об этой скрытой пружине почти не говорится нынешними политологами, пишущими об этом историческом эпизоде. Между тем именно она послужила главным сдерживающим фактором для США, и именно этот «крючок» и удерживал Кеннеди от того, чтобы согласиться с предложением недальновидных военных из Пентагона и ЦРУ, предлагающих президенту немедленное вторжение на Кубу — тактику, о которой генеральские чины говорили ему изо дня в день.

Никто из этих генералов не был с Кеннеди в Вене и не присутствовал при его знакомстве с Хрущевым. Возможно, именно поэтому американские генералы упустили из виду в своих гипотетических предложениях, «что будет после вторжения на Кубу», именно то, что Кеннеди поставил во главу угла.

Именно акцент президента США на этом факте и удержал, возможно, Карибский кризис от сползания в котел войны. Имя его — Берлин.

Почему же американские аналитики и военные не стали просчитывать изменение геополитической ситуации на европейском плацдарме после возможной бомбежки силами ВВС США — Кубы? Они были уверены, что в Европе ничего не случится, а Хрущев ничего не будет делать в ответ на американское вторжение, они не видели никакой связи между Гаваной и Берлином. А Кеннеди эту связь увидел. Она не была очевидной, не было никаких гарантий того, что в ответ на авиабомбежку американцами советских ракетных баз на Кубе Хрущев даст немедленное указание ввести русские войска в Западный Берлин. Но Кеннеди полагал, что именно такой будет первая реакция Хрущева и своим вторжением на Кубу американцы развяжут войну в Европе. Кеннеди не сомневался, что Берлин станет немедленным ударом Хрущева, как только первые штурмовики ВВС США поднимутся в воздух и возьмут курс на Кубу.

— Однако объективно нет никаких доказательств, что Хрущев поступит именно так, — возражал Джону Кеннеди его брат и одновременно министр юстиции США Роберт Кеннеди. — Посуди сам, Кавана и Берлин, какая тут связь, эти города так далеки друг от друга!

— А я себя ставлю себя на место Хрущева как человека, — отвечал Джон Кеннеди. — Я пытаюсь понять его мысли, это важнее в военной стратегии, чем абстрактные схемы. Надо понимать, как и о чем думает противник. И я уверен, что наши самолеты еще не достигнут берегов Кубы, а Хрущев уже введет свои войска в Западный Берлин! Сделать Берлин полностью советским — это его мания, его навязчивая идея!