– Бойцы, а теперь снаряды перенести надо.

Красноармейцы вздохнули, да деваться некуда. За месяцы войны они уже столько земли перекопали, сколько за всю предыдущую жизнь. И пушкарей без помощи оставить нельзя, на них вся надежда. Прорвется танк к траншеям – расстреляет из пулемета или крутиться на траншее начнет – обрушит, погребет под землей. Поэтому хоть и устали, ящики со снарядами несли безропотно. Однако едва положили их у пушки, тут же ушли. Останься – младший сержант еще работу найдет.

Виктор сказал:

– Я к капониру вернусь, может быть, что-нибудь полезное найду. А ты тем временем пушку замаскируй, чтобы ее с десятка шагов заметно не было. Вернусь – проверю.

– Так нас после первого же выстрела засекут!

– До первого выстрела еще дожить надо…

Возвращение Виктора к опустевшему капониру не было зряшным. Он нашел там бинокль в кожаном чехле – вполне исправный, и еще ящик снарядов, присыпанный землей. Маркировка снарядов была странная – 53-Щ-160. Бронебойные имели бы в обозначении «Б», осколочные – «О». А что такое «Щ»? Такая маркировка поставила его в тупик. У Ильи спросить? Опозоришься только. Как это – наводчик, и не знает маркировки снарядов к своей пушке? Однако ящик на новую позицию принес.

Илья кинул взгляд на ящик:

– На кой черт нам картечь?

– Вдруг пригодится?

– Ты как Амошкин, тащишь все, что плохо лежит.

– Ну не пропадать же добру?

Виктор обошел пушку спереди.

Илья наломал веток, прикрыл ими пушку, и та с десяти шагов выглядела как куст. До первого выстрела вполне укроет, а потом никакая маскировка не спасет.

Начало смеркаться. Теперь можно отдыхать, немцы ночью не воюют. Но шинелей ни у кого из них не было.

– Моя у старшины в обозе осталась, – сожалеючи сказал Илья.

– Моя тоже, – соврал Виктор.

– И где старшину носит? Ни поесть в обед не привез, ни снарядов… Как теперь спать? К утру прохладно становится…

Виктор наломал веток и устроил лежанку под елью. Дерево мощное, и от росы спасет и даже от небольшого дождя.

Улегся, но сон не шел. То, что он попал в серьезную передрягу, Виктор уже понял. Но сколько ему здесь быть? А еще хорошо бы узнать ответ на вопрос – как ему вернуться в свое время? И должно же у него быть личное оружие – винтовка или карабин? С тем и уснул.

Проснулся он от ощущения прохлады. Зябко, да и тело затекло от долгого лежания на земле. Ветки помогали плохо, примялись.

Виктор встал и потянулся, сбрасывая остатки сна.

– Илья, подъем!

Тишина. Виктор обошел вокруг пушки, покричал еще немного – нет подносчика. Но он успокоил себя тем, что Илья мог пойти за водой к ручью. Однако есть этот ручей поблизости или нет, Виктор не знал. Но берут же где-то воду пехотинцы? Или до ветру пошел – не пакостить же у пушки?

Однако через полчаса он понял, что Ильи не будет, ушел по-английски, не попрощавшись. И хорошо еще, если он дезертировал в свой тыл – а если к немцам перешел да расскажет им о расположении пехоты и пушки?

От таких мыслей его пробил холодный пот. Плохо быть одному. Кому теперь докладывать о дезертирстве подносчика снарядов?

Виктор полез в нагрудный карман гимнастерки и достал красноармейскую книжку. Илья сбежал, а приди на позицию любой командир – он ведь не знает, какого он полка и как его фамилия. Будет не смешно.

Когда он открыл книжечку, то увидел свое черно-белое фото и свои же фамилию, имя и отчество. Фото было 3 на 4 – такое, какое он делал уже давно на какие-то документы. Но как оно оказалось в потрепанной красноармейской книжке? Виктор стоял несколько минут, пребывая в совершеннейшем шоке. С одной стороны, это даже хорошо, не забудешь, но книжка, и особенно его фото в ней, его просто потрясли.

Он пришел в себя, вернул документы в карман и направился к позициям пехотинцев. Они находились немного ниже позиции пушки – с возвышения отлично просматривались траншеи.

Он спрыгнул в извилистый ход и тут же наткнулся на пехотинца.

– Где лейтенант?

– В блиндаже, – махнул рукой боец.

Ход траншеи извилист, узкий, неглубокий, благо бруствер голову прикрывал со стороны немцев.

Накат блиндажа был серьезный, из бревен в три слоя, но двери не было, вход занавешен дырявым одеялом.

Виктор кашлянул. Без стука входить было неудобно, а стучать по одеялу – нелепо.

– Заходи!

Виктор откинул одеяло и шагнул за него.

В блиндаже ему показалось темно. Но всмотревшись, он увидел – на импровизированном столе из трех патронных ящиков стояла коптилка из снарядной гильзы.

Лейтенант сидел на ящике и ел из банки тушенку. От ее запаха у Виктора потекли голодные слюнки, и он непроизвольно сглотнул их.

Лейтенант заметил это.

– Садись, пушкарь!

Откуда-то позади себя он достал банку тушенки и ловко взрезал ее ножом:

– Ешь.

Виктор уселся и вдруг обнаружил, что есть-то и нечем – хоть пальцами немытыми.

Лейтенант протянул ему нож, и он набросился на тушенку. Показалось – ничего вкуснее не ел. Глядя на него, лейтенант заметил:

– Извини, хлеба нет – как и сухарей.

Ну, с хлебом это было бы совсем роскошно…

Виктор съел содержимое банки дочиста, но ему показалось мало.

– Спросить хотел – а где пехота воду берет?

– Ну ты даешь, пушкарь! Да за разбитой пушкой, слева от твоей позиции ручей…

Виктор помялся.

– Личного оружия для меня не найдется? Винтовку хотя бы… А то мою осколками покорежило, – соврал он.

Лейтенант протянул руку к топчану, достал наган в кобуре и протянул его Виктору:

– Владей!

Подарок был удобным. С винтовкой за плечом сидеть за прицелом неудобно, она длинная и за все цепляет.

– Вот спасибо! – Виктор расстегнул ремень и вдел его в шлевки на кобуре.

– А вот запасных патронов нет. Но барабан полон, – предупредил дальнейшие вопросы лейтенант.

– Спасибо.

– Ты, главное, по танкам бей, – напутствовал его лейтенант.

– Постараюсь…

Виктор поднырнул под одеяло и вышел. Жизнь показалась ему веселее, в животе разливалась приятная тяжесть.

Он отправился к ручью, напился и умылся. Когда был в «учебке», не ценил простых вещей – вот того же полотенца нет, и неуютно. И еще много чего нет, что казалось ему когда-то обыденным – мыла, зубной щетки, ложки, расчески…

А еще плохо одному. Лейтенант на него надеется, а он один. Об ушедшем Илье он не сказал лейтенанту – духу не хватило. Может, и зря. Наверное, не хотелось пятно позорное на батарею бросать. Фактически он не знал никого из бойцов, но в бою и под бомбежкой они полегли все – честно, как солдаты, выполнившие свой долг. Да черт с ним, с Ильей! НКВД или особисты рано или поздно поймают и шлепнут. С дезертирами разговор суровый, по законам военного времени.