– Не представляю, как с этим справиться, но через пару недель будет годовщина смерти Кейтлин. Мама хочет, чтобы мы все вместе пошли на кладбище, а потом пообедали у нее.

И кто после такого посмеет назвать мою жизнь безмятежной? Прогулка на кладбище с родными вдовца к могиле его первой жены.

– Ко мне это тоже относится или как?

– Тебе будут очень рады.

Ага. Как же. Не говоря уже о том, что сама идея офигенно странная. Мне вовсе не хотелось получать конкретные подтверждения того, что все – не исключая, возможно, и моего мужа – мечтают видеть Кейтлин живехонькой, ведь тогда им не придется, переламывая себя, включать в свой круг и свою жизнь постороннюю тетку. Нет, уж лучше я придумаю, как уберечься от этих родственных гуляний. Например, вдохнуть носом чили, перепутать жаропонижающую мазь с противогрибковой, порезаться струной для сыра…

– Думаю, выйдет весьма неловко. Франческа все равно не захочет меня там видеть.

Напряжение у Нико в глазах ослабло.

– Спасибо, что облегчила мне задачу. Я знаю, выход не идеальный. Надеюсь, нам хоть Франческу удастся уговорить. А то ведь до сих пор она наотрез отказывалась посетить могилу Кейтлин. А если сходит, то, может, наконец сумеет уложить в голове, что маму не вернуть, а жить нужно здесь и сейчас, и перестанет злиться.

– А ты?

– Мне повезло, я получил второй шанс. – Муж поцеловал меня в макушку. – И больше не злюсь. Просто жаль тех, кто с молодости хоронит себя и лишается жизни, которую мог бы прожить. Это я о Франческе, как ты понимаешь, – попытался пошутить он.

Я до сих пор не знала, какое выражение навешивать на лицо, когда речь заходит о Кейтлин. Меня плющило между стремлением оправдаться и чувством вины. Хотя мы с Нико начали встречаться намного позже смерти Кейтлин, этому никто не верил. По иронии судьбы мы и познакомились-то лишь потому, что у него болела жена, а моя мама помогала с уборкой и покупками. И сидела с Кейтлин до конца.

Когда я приходила за мамой, Нико приглашал меня войти, если она еще не освободилась. После первых двух раз, когда меня чуть не крючило от стараний не задавать вопросов, ответом на которые будет «дерьмо», «отстой» или «А ты, черт возьми, как думаешь?», я решила не стучать в дверь, а отправляла маме эсэмэску, что жду в машине. Мама, однако, предпочитала не тратить заряд аккумулятора и редко открывала сообщения. Так или иначе, в итоге мы с Нико познакомились в худший период его жизни, но скоро я стала каждый день с нетерпением ждать встречи. А потом Кейтлин умерла, маме уже незачем было ходить к ним в дом, а мне – ее встречать, и мы с Нико перестали видеться, а почти через год после этого случайно столкнулись в городе, выпили кофе и вспомнили, как нам нравилось общество друг друга.

Без сомнения, сложившаяся ситуация смущала не одну меня. Но, пожалуй, следовало поскорее выбросить сомнения из головы, чтобы имя Кейтлин не вилось между нами, как дурной запах, который все пытаются игнорировать.

– Слушай, а может, я сама приготовлю семейный обед? Пусть все поймут, что Кейтлин как была, так и остается частью нашей жизни, и никто не должен стесняться тоски по ней. Не возражаешь?

– Какая же ты милая. И мне с тобой очень повезло. А справишься? – Нико наклонился и поцеловал меня.

– Не беспокойся. Попрошу маму помочь. Она будет рада снова всех увидеть. И тогда вы сможете сосредоточиться на Франческе, не беспокоясь, что обед сгорит. Понадобится же и что-нибудь горячее: на кладбище довольно ветрено. Сообщишь своей матери?

– Разумеется, – кивнул Нико. – Или сама завтра перейдешь через дорогу? Если наберешься смелости. На самом деле мама дружелюбнее, чем кажется. Держу пари, она будет рада тебя видеть.

А вот я в этом была совсем не уверена. Именно потому, что Анна жила напротив, меня все чаще тянуло воспользоваться задней дверью. Впервые в жизни я смотрелась в зеркало, прежде чем выйти из дому. Что же касается дружелюбия, ни в одном из флюидов, исходящих в мою сторону от Анны, не было и намека на приглашение вроде «заглядывай на чашечку капучино с круассаном».

Видимо, чтобы стать своей в этой семье, новенького блестящего обручального колечка было мало. Мою маму Анна, скорее всего, по-прежнему считала прислугой, которой та и являлась, пока присматривала за Кейтлин, себе же свекровь четко отводила роль хозяйки дома и главнокомандующего. И разве мог ее впечатлить мой маленький швейный бизнес, когда Нико владел одним из крупнейших садовых магазинов в Брайтоне: «Ты удивишься, сколько люди готовы платить за крохотное лавровое деревце. Растения нынче – просто золотая жила. Он зарабатывает на них бешеные деньги». Однако по-настоящему Анна гордилась и хвасталась только Массимо. Стоило только любимчику-первенцу войти в комнату, как она кидалась к нему, умоляя отдохнуть после тяжких трудов: «Он ведь у нас, знаете ли, аудитор и на отличном счету в одной из лучших фирм в стране». Анна, без сомнения, считала себя утвердившейся на вершине социальной лестницы и с презрением смотрела вниз на отбросы вроде нас, Паркеров, взбешенная тем, что нам удалось перемахнуть через несколько ступенек и на равных войти в ее жизнь.

Но настоящей ровней мы для нее, конечно же, не были никогда. Она видела, как я приезжала за мамой на старой, потрепанной «фиесте». Знала, что мы живем в дешевом муниципальном микрорайоне. Нетрудно было догадаться, что Анна мигом пришла к выводу, будто я, оценив шикарный особняк с гардеробной и обширными подсобными помещениями, положила глаз на Нико и замыслила заманить его в свои сети.

Но винить Анну сложно. Я и сама иногда задавалась вопросом, не было ли у меня и в самом деле подсознательных намерений такого рода. Но рядом с любимым меня всякий раз захлестывали эмоции, а в душе все пылало, светилось и звенело, словно раньше мне было невдомек, какая огромная дыра зияла в моей жизни, пока Нико ее не заполнил. И даже неприязнь Франчески не заставляла пожалеть, что я повстречала Нико и поддалась его ласковому умению внушить мне веру в себя, не требуя ничего взамен. Короче, я опрометчиво согласилась первым делом с утра поговорить с Анной.

Но к тому времени, когда я выпроводила домашних кого на работу, кого в школу, у меня и конь не валялся. Чтобы привести себя в порядок и не походить на пугало – почистить зубы, выщипать брови, найти подводку для глаз, которая, разумеется, обнаружилась на ручке клетки для хомяка, – понадобилась целая вечность.