Это место дало мне второй шанс. Возможность искупить вину. Что я и сделал.

Вайоминг спас меня. Он вонзил когти в мое нутро, и уехать означало бы вырвать то, что не давало мне развалиться на части. Ничто и никто не смогло бы забрать меня из этого места.

– Я не становлюсь моложе, и твоя мать тоже.

Голос отца задрожал, и я ощутил первый укол вины. По правде говоря, чувство стыда всегда преследовало меня, разъедая слизистую желудка. Этот разговор был неизбежен. Моим родителям за семьдесят. И хотя отец стоял на ногах так же крепко, как на земле стоит кирпичный дом, и на него работала целая армия людей, возраст все равно давал о себе знать. Я не мог попросить Девин – сестру, которая жила в Калифорнии, – бросить семью и переехать обратно на восток. Поэтому эта участь ждала меня – сына-холостяка.

– Знаю.

– Я ухожу на пенсию… – Часть меня вздохнула с облегчением: он не мог вечно доминировать в мире без того, чтобы это не сказалось на здоровье. Остальная часть сильно беспокоилась за то, что будет дальше. – Я собираюсь передать бразды правления Сидни.

Я резко сел, каблуки сапог с громким стуком ударились о широкие деревянные половицы.

Сидни Эванс…

Я познакомился с ней больше десяти лет назад, в разгар тусовочных дней, и смутно припоминал, как мы целовались на свадьбе сестры. Хотя я помнил, что это было чертовски потрясающе. Пока она не ударила меня коленом по яйцам. В ту ночь я был не в себе, но ни один мужчина не забывает женщину, которая чуть не сделала из него евнуха. Да, я помнил ее. Она была холодной, чопорной сукой. Хорошенькая, если вам нравятся невзрачные ванильные блондинки. Но меня это не касалось. В моем вкусе пышные брюнетки. Те, в чьих венах течет кровь, а не антифриз. Те, кто наслаждается сексом так же сильно, как и я.

Отец годами пел ей дифирамбы. У нее были деловая хватка и жажда крови, можно сказать, она была его женской версией. Меня это никогда не интересовало – кровь, убийства. Искусство заключения сделок. Я предпочитал открытую местность и чистый воздух.

– Хорошо, – сказал я, и с груди упал огромный груз. Отец не просил меня занять его место, и это все, что имело значение. – Она более чем способна сделать это.

– Да, она такая. К сожалению, правление директоров с этим не согласится. Последние десять лет они ждали, что я назначу кого-то из них. Они будут отчаянно бороться за право занять мое место.

– Ты никогда не отступал от борьбы.

– Я рад, что ты это помнишь.

Волосы у меня на затылке встали дыбом. Я почти физически ощутил злорадство в голосе отца и, поскольку хорошо его знал, был уверен, что ситуация сулит мне неприятности.

– Нужно, чтобы ты кое-что сделал для меня, Скотт. Я хочу, чтобы ты женился на Сидни.

Возможно, я неправильно его расслышал. Отец не мог попросить меня жениться на женщине, которую я едва выносил. Он не стал бы просить меня жениться вообще на ком-либо. Такое случалось только в плохих романтических комедиях, а моя жизнь не была чьим-то развлечением.

– У меня нет времени на твои розыгрыши, Франклин. Было весело. Передай от меня привет маме.

– Это не розыгрыш. Единственный способ, гарантирующий, что правление не затянет дело в суде на долгие годы, – если Сидни будет Блэкстоун. И разве я не чертов счастливчик? У меня есть сын в расцвете сил, и ему нужна жена.

Я на это не повелся. Отец был известным шутником.

– Кто это в расцвете сил, старик? И последнее, что мне нужно, – жена.

– Честно говоря, мне все равно, что тебе нужно, Скотт. Ты сделаешь это для меня или я вычеркну тебя из завещания, перекрыв доступ к деньгам. Ты меня понял?

– Хорошо сыграно, Дарт Вейдер, но не у тебя одного есть накопления. Ранчо уже кое-какое время приносит неплохую прибыль, так что давай вычеркивай.

Это было абсолютной правдой, и я чертовски собой гордился.

– А как же твой любимый проект? – Угроза привела к ледяному молчанию. Я знал этот тон. Сейчас со мной говорил не отец, а Франклин Маршалл Блэкстоун, бизнесмен, готовый на все ради достижения своих целей. – Ты любишь эту землю, не так ли? Миллионы и миллионы акров, которые ты вынудил меня скупить за эти годы. Те, которые хочешь превратить в национальный парк. Я разделю их на части и продам.

Адреналин, смешанный с гневом, разлился по венам. Я вскочил на ноги и подошел к окну, телефонный шнур был натянут туго, как мои нервы.

Сохранение земель – единственное, на что мне было по-настоящему не наплевать, и он это знал. Я управлял ранчо, подходя со всей ответственностью к защите окружающей среды, а это дорогостоящее дело, требующее очень тщательного контроля. Большинство предприятий не могли позволить себе работать так. Они вторгались на федеральные земли, вынуждая природу либо отступить, либо погибнуть. Скупка земли, передача ее в доверительное управление и превращение в национальный парк гарантировали, что для будущих поколений она останется дикой и нетронутой.

Это был единственный рычаг воздействия на меня, который имелся у отца. Это было единственное, о чем я когда-либо его просил. Постепенно отцу удалось приобрести больше открытых, нетронутых земель, чем гиганту кабельного телевидения Джону Мэлоуну – достижение, которым он любил хвастаться.

– Ты не посмеешь…

– Я всего лишь защищаю то, что принадлежит мне. Моя семья. Мое дело…

– Ты себя слышишь? Да ладно, отец! Это не имеет никакого отношения к нашей семье. Ты просто играешь в Бога, распоряжаясь жизнями других людей в соответствии со своими потребностями.

Как бы ни смягчился отец за эти годы, его главной страстью по-прежнему оставалось подчинение чего-либо или кого-либо своей воле. Не имело значения, чего или кого, пока он получал то, что хотел. Вот кем, по сути, был мой отец. Несмотря на седые волосы и преклонный возраст, он навсегда останется суровым человеком, привыкшим любой ценой добиваться желаемого, и я не питал иллюзий на этот счет.

– Как бы то ни было, ты женишься на Сидни и останешься с ней в браке на три года. Это даст ей достаточно времени, чтобы доказать совету директоров, что она способна успешно управлять компанией. С именем Блэкстоун и твоей поддержкой у них не будет законного основания довести дело до суда.

Сделав глубокий вдох, я медленно выдохнул – упражнение, которому я научился, пытаясь контролировать эмоции и больше не давать волю гневу.

– Сейчас не десятый век, отец. Я не женюсь на женщине, которую едва знаю, чтобы утолить твою жажду мирового господства.

– Я когда-нибудь о чем-нибудь тебя просил?

И это был нокаут. Родители никогда ни о чем меня не просили. После окончания бизнес-школы я был предоставлен самому себе, мог делать все что заблагорассудится и радовался такому положению вещей. Паника сменилась знакомым чувством неизбежности. Я осознал, что отец схватил меня за горло. От волнения у меня вспотели ладони. Когда Франклин Блэкстоун решался на что-то, даже сам Атлас не мог его переубедить.

– Нет, – уступил я, подавляя гордость. – Но не заставляй меня делать это.

– Господи Иисусе. Не говори так, будто я обрекаю тебя на смерь, черт возьми. Брак –