Кучка людей сгруппировалась и вновь отправилась в путь.

Молодой преподаватель представлял себе лес совсем по-другому. В его грезах деревья были, конечно, огромными, но внизу он представлял себе более свободное пространство. Он думал, что пройти будет легче, как в лесах запада, забыв о том, что там за ними ухаживали, освобождая от подлеска и бурелома, мешающих проходу. Он никак не мог вообразить, что придется бороться с растениями, чтобы продолжать путь. Он думал найти там чарующий свет, а здесь царил полумрак, как в тюремной камере, усиливая ощущение заточения.

Кракюс вновь нашел место. Мужчины опять стали осматривать местность. Опять ожидание. Сидя на своей поклаже, поглощенный изучением растительности, Сандро испытывал странное чувство, что за ним наблюдает невидимый враг. Изобилие листвы было ширмой, скрывающей другую реальность, и она не была такой спокойной, как эта, видимая. Он закрыл глаза, стараясь расслабиться. Будь бесстрастным. Прекрати фантазировать.

— Осиное гнездо!

И вновь пришлось собраться вместе и продолжить путь. Сандро с усилием поднял свой ненавистный рюкзак и пошел, словно каторжник, несущий камни.

Четвертая попытка оказалась удачной, и мужчины принялись обследовать подлесок по периметру лагеря.

— Во избежание нападения животных или змей, — объяснил Кракюс своему клиенту.

Затем они растянули гамаки между деревьями и на высоте метра над каждым горизонтально натянули веревку, покрыв ее чехлом, края которого спустили вниз с одной и другой стороны ложа. Обтянули его по четырем углам длинными веревками и закрепили на земле металлическими колышками.

— Так мы ограничим количество тварей, которые упадут на нас сверху. И кроме того, защитим себя от дождя.

Годи обошел их сооружения, держа в руке баллон с пеной для бритья. Обработал каждую веревку, прикрепляющую гамак к деревьям, заливая узлы белым кремом.

— Это Годи придумал, — с гордостью сказал Кракюс Сандро, — чтобы на нас не напали муравьи во время сна. Эти гады могут сожрать вас до того, как вы успеете встать на землю.

Марко и Альфонсо принесли деревья и раскололи их на поленья.

Через несколько минут внезапно наступила ночь, температура понизилась. Сумерки уступили место глубокой и холодной темноте. Сильно ощущалось присутствие гигантских растений, они были слишком живые, хотя и стали невидимыми. Сандро казалось, что он чувствует, как они растут, продолжая в темноте свое ненасытное покорение территории. Теперь лес уже не беспокоил, а тревожил.

Зажгли костер. В ночи запахло влажным деревом. Дым и потрескивание. На Сандро навалилась усталость. Он заставил себя съесть военный паек, что-то из теста с неопределенным вкусом. Однако оно было сытное и такое плотное, что куски застревали в горле. Пришлось пить воду большими глотками, чтобы прочистить горло и не задохнуться.

— Завтра постараемся приготовить настоящую еду. Сегодня слишком поздно, — сказал Кракюс в качестве извинения.

Марко и Альфонсо начали отпускать сальные шутки, быстро подхваченные их шефом. Годи сидел поодаль в нескольких шагах. Сандро нашел приют в своем внутреннем мире. Он думал о Нью-Йорке. О возвращении на Манхэттен однажды ночью на пароме со Стейтен-Айленда после дня, проведенного на пляже.

Огни сверкающие и успокаивающие. Улицы и проспекты, разбитые на квадраты. Ужины у Валсе, где штрудель с лососем был лучшим во всей Австрии. Рюмка вина в Норт-Форке, дегустация в Бэк Форти, которое пьешь стоя, облокотившись о барную стойку из старого дерева… По утрам в воскресенье завтраки у Муди со свежевыжатым апельсиновым соком, запах сдобных булочек только что из печи, блинчики с кленовым сиропом и дымящаяся чашка чая «Даржилинг», и пианист, машинально перебирающий клавиши, думающий о чем-то своем, и льется мелодия Эррола Гарнера. Как же далек казался ему теперь Нью-Йорк… И философские рассуждения, которыми он обменивался с коллегами, такие интеллектуально стимулирующие, такие возбуждающие в духовном плане…

Неизбежно его мысли возвращались к Тиффани. Его полные страсти беседы с ней, моменты их расставания, любви, нежности. Тиффани…

Меланхолию сменила грусть, и Сандро почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. Он попытался сдержать их, но другое чувство поднималось в нем, более сильное, более захватывающее. Чувство отныне знакомое, которое неотвязно преследовало его уже целый год и определяло его жизнь: гнев, ненависть, жажда мщения. Властное, требовательное, которое охватывало все его нутро и приказывало действовать, наполняя его энергией.

Это путешествие — мучение, сказал он себе, но он пойдет до конца, даже если должен сдохнуть с открытым ртом в грязной луже с копошащимися там змеями. Он не отступит. Никогда.

— Табаско? — предложил Кракюс. — Сандро? Сандро?

Сандро помотал головой.

Кракюс поднялся и уселся напротив. Нет, не сейчас. Жалость. Никаких забавных историй, никаких пьяных дискуссий. Только не это. Оставьте меня в покое.

— Ну расскажите мне все, — произнес Кракюс с широкой улыбкой. — Почему вы хотите добраться до этого племени? Я пока ничего не знаю о ваших планах.

Сандро не ответил, продолжая пережевывать что-то мерзкое.

Марко и Альфонсо все зубоскалили в своем углу.

Кракюс решил опередить его.

— Дайте-ка догадаюсь… Вы журналист и хотите сделать репортаж о самом счастливом народе, который живет на земле…

Сандро продолжал молчать.

— Вы ученый и хотите выяснить, почему эти люди никогда не болеют раком?

Сандро не отвечал. Черт побери, ну и тупой же этот тип…

— Или почему они не болеют малярией, хотя в лесу всюду зараза?

— Нет.

— Вы вкалываете на одну фармацевтическую фирму, и вам нужны образцы растений?

— Нет.

— Яды?

Сандро вздохнул. Уголек взорвался в костре, и дождь искр разлетелся в разные стороны.

— Нет.

— Но тогда зачем же? Зачем вам к ним?

Совершенно неожиданно, возможно, по причине раздражения, а может быть, бессознательно желая провокации, Сандро произнес ледяным голосом:

— Чтобы их всех уничтожить.

Кракюс окаменел и бросил расспросы.

Марко тоже замолчал, а Альфонсо приоткрыл рот, откуда вывалились листья коки. Все обернулись на него. Годи взглянул в его сторону и нахмурил брови. Свет пламени костра деформировал их лица. Повисло неловкое молчание. Скорее тяжелое. Кракюс обменялся взглядами со своими дружками. У него был взволнованный вид.

Сандро вдруг осознал чудовищность того, в чем только что признался. Чудовищность для них… Зачем было говорить это сейчас? Он полный идиот, сейчас было бы лучше промолчать. Но слова вылетели сами собой, он был раздражен.

Ему внезапно стало очень стыдно, стыдно за эти слова, стыдно за самого себя. Конечно, эти люди неотесанны, грубы, вульгарны, но они все же были помощниками. Такие вещи не говорят тем, кто оказывает помощь — это работа… Теперь они откажутся и уйдут. Понадобилось всего несколько слов, чтобы все испортить…