приведет и однажды, через пару недель, она предложила мне откровенно поговорить о наших отношениях. В ее глазах, к моему потрясению, я оказался непробиваемым эгоистом, который должен либо взять отношения в свои руки и тянуть все на своих плечах, либо продолжать свободолюбивый путь. Она считала меня виноватым в том, что я не смог ее влюбить в себя полностью, что я плененный любовью человек, перестал добиваться ее и доказывать свои чувства. Пламя страсти внутри нее потухло и ничего не осталось кроме привычки к знакомому запаху тела в постели, к голосу, к тембру дыхания. И вот так несколько десятков мелких деталей, до боли знакомых каждому, держали ее со мной в отношениях в надежде, что кризис этот пройдёт и чувства вновь вспыхнут. Но когда я понял окончательно, что она меня не любит, сущность моя где-то глубоко внутри будто отрезала все, что я к ней испытывал, и я ушёл. Да, мне было плохо несколько месяцев, я был сам не свой, я страдал и маялся, пытаясь найти приют своей боли в груди, но вскоре, как это бывает у всех, свет дня и радость жизни начали понемногу возвращаться моему мировоззрению..

— Вы больше не виделись с ней? — Старик задумчиво сложил руки на груди, ненадолго отложив свой рукописный блокнот на коленки.

— Нет, никогда.. — Я смотрел в пустоту голой стены кабинета и мотал головой, а после решил все таки сказать. — Знаете, у большинства людей есть таланты, по иному сказать свой собственный дар: кто-то спортсмен, кто-то мудрец, кто-то силен в науке, а у меня только одна сила… Моя сила — отпускать людей ненужных… С детства я не держался ни за одного человека, видимо, уже тогда знал, что люди изменчивы, предательски для самих себя… Даже если мы и не хотим этого… Время, события, а главное люди, в лице общества меняют нас, признаюсь, все же безвозвратно..

— Самое тяжёлое — это оставаться самим собой всегда. — Доктор понял, о чем я вел речь, и эта фраза была словно согласием на мою мысль.

Я кивнул ему в ответ своим пониманием, и мы замолчали на пару странных минут тишины. Мне казалось, что мир за окном этого кабинета замер на это краткое время. Так было мертвецки тихо за пределами стен, что дрожь пробежалась по коже моего тела ледяным холодком, и лишь серые капли дождя, вновь засыпавшие по стеклу, прервали наше безмолвие, и я продолжил рассказ..

После череды моего смутного состояния, слез внутреннего мира, тоски и боли, вскоре я снова вернулся в крупную игру, и мы начали возить в страну контрабандные вещи, а также продукцию разного характера. Начали мы, конечно, с сигарет и ввозили краденые тонны безакцизного никотина нагло и безнаказанно. Этот товар оказался самым ходовым из всего, что только было в этом мире, естественно, не считая наркотиков, но этой пакостью мы не занимались никогда. Солидные и быстрые доходы с вырученных продаж маленьких солдатиков смерти мы вложили в покупку крупной партии контрафактной брендовой продукции, одним словом, подделки.

И здесь мы уже наварились совсем серьёзно, большие деньги ударили в наши головы, и отшлифованная система по продаже подделок, выдаваемых за оригинал, встала мертвой, ничем не пробиваемой дорогой. Мы возили полный шлак с торчащими нитками и выдавали полно без совести эти вещи за огромные деньги в Москве и Питере, где товар отрывался с руками. Шли года, а за ними и события. Ведь наш успех звенел по всем сильнейшим криминальным диаспора, и вот тут нам пришлось платить по счетам старшим братьям криминального мира и их приближенным..

— Иерархия? — Спросил доктор, и я быстро кивнул, продолжая.

Это не было для нас открытием, за все, что делаешь, нужно держать ответ, и законникам понравились наши движения. Нас взял под опеку один из представителей старой школы, высокий, сильно тощий, но невероятно жилистый старик, он держал практически весь север города. Седой, как иней, а лицо жесткое, будто его кожа такая толстая, что ее было тяжело натянуть на череп, и из-за этого он казался ещё более морщинистым. Весь в чёрной классике, с серебром на запястье и легким, несмотря на возраст, ребячьим нахальством на лице. Вот, казалось мне, на кого стоит равняться, вот где спрятана сила, но так я думал лишь до недавнего времени..

Именно этот законник вскоре и познакомил нас с восемнадцатилетним парнем, который изменил последние два года моей жизни.

Его звали Максим Котов, и он был гением нашего ремесла. Если честно, то его биография показалась мне очень странной, и я все никак не понимал, почему он ринулся в криминал.

— Что же странного вы заметили в юноше? — Доктор слегка засиделся и решил пройтись по кабинету, а заодно включил электрический чайник.

— Его родителей убили за год до нашей встречи, и несмотря на состоятельное наследство покойного отца юриста, а также его связей, молодой Котов нырял в криминальный мир с вытянутыми ногами и руками вперёд, я просто не понимал его рвения.. — Доктор жестом предложил выпить чая, но я отказал ему, мотнув головой.

— Вас же что-то тоже толкало в этот мир, несмотря на всю правильность бытия ваших родителей. — Старик заварил себе горячий черный напиток с ароматом чабреца и достал из ящика стола пакетик с кучей разных печений.

— Мои родители растили меня в достатке, а вот Максим Котов рос в по настоящему богатой семье, сверх ни в чем не нуждаясь..

Несмотря на клеймо нашего преступного промысла, Макс не был негодяем, не имел плохого нрава и всегда чтил хорошие качества в людях. Он был хитер и изворотлив, владел данными лидера и всегда был способен уладить любые ситуации без паники и эмоций. Пытливый мозг его чуть ли не на ходу придумывал чертежи в голове для обмана системы, и порой он становился первооткрывателем новых преступных схем. Поэтому вскоре я и мои друзья охотно приняли решение работать с его группировкой вместе на постоянной основе.

— Постойте-ка, он же был младше вас на восемь лет.. — Доктор искусно заложил небольшую печеньку в рот и принялся хрустеть уже подсохшим мучным изделием.

И ничем, кроме дикого раздражения, которое в ту же секунду испытал мой мозг, я ответить старику не смог, пока тот наконец не прекратил довольно и упоительно, как ему это казалось, хлюпать чаем и трещать за ушами кондитерским изобилием. Уж что, а как люди употребляют пищу и напитки, я терпеть не мог. Это вызывало во мне невероятное чувство ненависти и агрессии, которые