А дело было в том, что новое министерство, как всякое учреждение, связанное с современной войной, тратило деньги, однако, выражаясь административным языком, не имело что предъявить. Роуз и другие управленцы терзались чувством, будто власть ускользает у них из рук. Все министры были им нехороши. Нынешний министр, босс Роджера лорд Гилби, казался хуже всех. Чиновники привыкли к министрам, которых надо подводить к решению уговорами или запугиванием. А с министром, который ни сам решение не принимает, ни на них его не оставляет, да все с обезоруживающей сердечностью, чиновники не знали, что делать.

Я это замешательство сразу отметил. У наших министерств имелись общие дела, и Роузу часто требовался агент, причем агент с определенным весом, вот он и выбрал меня. В отдельных вопросах я благодаря многолетней практике разбирался лучше всех. А еще у меня было моральное преимущество. Я дал понять, что хочу уйти из Уайтхолла, и это странным образом увеличило мою полезность. Ну, если не полезность, то по крайней мере процент уделяемого мне внимания, вроде суеверного почтения, с которым здоровый человек выслушивает того, про кого известно: не жилец.

Таким образом, я постоянно мелькал у них в министерстве — оно, кстати, располагалось всего в нескольких сотнях ярдов от нашего, в крыле, выходящем окнами на Сент-Джеймс-парк. Подобно прочим я был прикреплен к лорду Гилби. Подводить лорда Гилби к решениям у меня получалось не лучше, а в некоторых аспектах хуже, чем у других. Через несколько дней после разговора с Роузом я, сообща с личным непременным секретарем лорда Гилби, предпринял очередную попытку.

Непременный секретарь был мой старый сослуживец, Дуглас Осболдистон; о нем говорили ровно то же самое, что двадцать лет назад о Роузе. Дугласу, этой сверхновой яркой звезде, прочили карьеру главы государственной гражданской службы, точь-в-точь как некогда Роузу.

На первый взгляд Дуглас — полная противоположность моему боссу. Простой в обращении, скромный, прямой, не в пример юлящему Роузу. Низкого происхождения, в то время как Роуз — сын архидиакона, Дуглас Осболдистон демонстрирует манеры чиновника старой закалки, сдобренные продуманным дилетантством. Дилетантом он никогда не был — не более, чем Роуз; умом же Роуза превосходит. В свое время, еще когда Дуглас работал под началом Роуза, я считал, что для занятия высшей должности у него кишка тонка. Я жестоко ошибался.

Осболдистон предусмотрительно навел справки о карьере Роуза с целью не продублировать ее. Он намеревался уйти с нынешнего своего поста, едва подчистит хвосты, — дескать, «нечего зря штаны протирать» (конец цитаты). Осболдистон стремился обратно в казначейство.

Высокий, узкокостный, со свежим цветом лица, отдающим первым курсом университета, Осболдистон остроумен и скор на реакции — иными словами, идеален в качестве делового партнера. Его также отличают восприимчивость и нежное сердце. Между нами возникла дружба, немыслимая с Гектором Роузом.

В то утро мы вдвоем собирались к Гилби. На разработку тактики хватило пяти минут. Во-первых — тут мы, конечно, упрощали — миллионы уже ушли на создание некой ядерной ракеты; это мотовство требовалось прекратить. Наша задача была — уломать Старого Героя (так чиновники называли лорда Гилби) подписать документ кабинета министров. Во-вторых, как раз начинали говорить о новой системе доставки ядерных боеголовок. Осболдистон, в случае опасности всегда полагавшийся на мою интуицию, согласился: не «отследим» сейчас — подвергнемся прессингу.

— Возьмемся за СГ, — сказал Осболдистон, — пусть новенькому даст порулить.

Под «новеньким» он разумел Роджера Квейфа.

Я спросил мнение Осболдистона о Роджере. Роджер Квейф, сказал Осболдистон, приспосабливается лучше, чем кто бы то ни было в этой сфере. Что утешает, если учесть, что Гилби работает в палате лордов, а Квейф будет вести дела министерства в палате общин.

Мы шли по коридору, безлюдному, если не считать посыльного. Потолки у нас в Уайтхолле высокие, под ними копится сумрак и влажная прохлада. Ничего удивительного — наше здание строилось в девятнадцатом веке. Миновали две двери. Из темноты замерцала табличка «Парламентский секретарь мистер Роджер Квейф». Осболдистон ткнул в нее пальцем, как бы возвращаясь к нашему разговору о Роджере, и заметил:

— Он по утрам сюда не торопится, что нам очень на руку.

Кабинет лорда Гилби располагался в конце коридора. Как и у Гектора Роуза, обосновавшегося также в угловом кабинете, только в другом крыле, у Гилби вид из окон на Сент-Джеймсский парк. Смутный свет подчеркивал белизну стеновых панелей. Лорд Гилби стоял между столом и окном и со спокойным неодобрением созерцал косой ливень, низкие тучи и деревья, лохматые от ветра.

— Ужас, — произнес он, будто наконец нашел подходящий эпитет для погоды. — Ужас.

Лицо лорда Гилби отличается приятностью, мелкими чертами и мнимой — впрочем, нередкой — открытостью. Для человека, которому хорошо за шестьдесят, лорд Гилби похвально подтянут. А также любезен и прост в общении. И все-таки наша просьба, в кабинете Осболдистона казавшаяся непритязательной, теперь почему-то приобретала оттенок сверхъестественности, с каждой секундой сгущавшийся.

— Господин министр, — начал Осболдистон, — в моем представлении, давно пора созвать кабинет и решить относительно А. — Осболдистон произнес кодовое название баллистической ракеты.

— Относительно А? — протянул лорд Гилби в раздумье, словно услышав предложение принципиально новое, оригинальное и, пожалуй, дурно пахнущее.

— Члены кабинета наверняка будут, как никогда, единодушны.

— Не стоит форсировать, — с укором ответил Гилби. — Или, по-вашему, стоит?

— На бумаге все решено полтора года назад.

— На бумаге, говорите? Друг мой, в данном вопросе лично я больше склонен полагаться на голоса живых людей.

— И мы о том же, господин министр, — произнес Осболдистон.

— Намекаете, что хорошенького понемножку? Вы ведь именно на это намекаете, а, сэр Дуглас?

«Сэр Дуглас» было показателем отеческого укора. Обычно Гилби называет Осболдистона просто по имени. Осболдистон покосился на меня как человек, которого бьют по голове очень мягкими подушками. В очередной раз он понял, что Старый Герой не только любезен, но упрям и тщеславен. Осболдистон слишком хорошо знал: едва за ним закроется дверь кабинета Гилби, как Гилби подвергнется «прессингу» промышленных магнатов вроде лорда Луфкина, которому остановка проекта с ракетой А грозит исчисляемыми в миллионах убытками, или же старых сослуживцев, уверенных, что с оружием, каково бы оно ни было, лучше, чем без оружия.

Кстати, последнее обстоятельство объясняет, почему Осболдистон при выборе членов комиссии обошел вниманием военных. И дело даже не в том, что Гилби в свое время так отличился на военной службе, что его и подвинуть нельзя. Старый Герой он отнюдь не в ироническом смысле — Гилби в обеих войнах проявил себя как чрезвычайно храбрый боевой офицер; в последней войне командовал дивизией. Это его потолок. Обладай Гилби хотя бы средними способностями, говаривали старые вояки в клубах, он бы уже до небес взлетел, ибо таких связей, как у него, поискать. Пэрство досталось Гилби по наследству, а не за военные заслуги. Иными словами, истинный английский аристократ.