Он отвернулся и несколько секунд пытался взять себя в руки.

— Пусть так. Если не найдете Баламута, не возвращайтесь. Сберегите талисман. Пусть хотя бы Камелон не достанется врагу. Ступайте.

— Два слова, мой господин, — тихо сказала Де Вайле, державшаяся до сих пор за спинами мужчин. — До того — как Баламут изъявил желание остаться на Земле, он собирался дать вашему величеству совет. Вот он — попробуйте оттянуть начало военных действий. Начните переговоры по поводу младшей принцессы. Намекните, что во имя мира вы согласны даже расстаться с Камелоном. Если король Редрик поверит, у нас будет в запасе несколько лет. Ведь принцесса Альтиу еще мала…

Король слушал ее, светлея лицом.

— Ну, разве не умница этот Доркин! — воскликнул он. — Клянусь честью, сам бы я не додумался до такого! Несколько лет — это очень много, можно будет, по крайней мере, как следует подготовиться к войне. Помнится, ты говорил, Гиб Гэлах, что у землян есть оружие, какое нам и не снилось?.. Ступайте! Отыщите Доркина, и пусть он придумает способ приобрести у них это оружие. Идите вдвоем с Де Вайле, а ты, Лен, останешься. Раз тебе так страшно в чужом мире, я дам тебе поручение попроще. Ты поедешь послом в Дамор, да, именно ты, сладкоголосый мой птенчик, и будешь заливаться соловьем, но уговоришь короля принять принцессу Альтиу вместо Маэлиналь, и ты заставишь его поверить, что я могу отдать в приданое даже столь желанный ему Камелон! И если в случае неудачи он пришлет мне твою голову, поверь, я не расстроюсь!

* * *

Баламут Доркин, любимый советник короля айров, здорово надрался в ночь, когда остался один на Земле, и вот как это произошло.

Когда его спутники исчезли, перейдя в Данелойн, он обвел глазами молчащие темные громады каменных домов столь чужого и чуждого города, и сердце его впервые дрогнуло. Кажется, он и впрямь взвалил на себя непосильную задачу… деньги Данелойна не значили здесь ничего, опыт и знания его вряд ли были применимы в незнакомом мире, и отныне он был всего лишь нищим бродягой. Но, в конце концов, он оставался воином. И вроде как мудрецом…

Он не успел еще задуматься о дальнейших своих действиях, как откуда-то сверху донесся приглушенный голос:

— Эй… Доркин! Я правильно расслышал твое имя, мой юный друг?

Баламут задрал голову и увидел старца, сидевшего на окне в третьем этаже, свесив наружу босые ноги. Вокруг лица его облаком клубились седые локоны и борода, придавая старичку вид весьма задорный. Доркину он понравился с первого взгляда.

— Правильно, достопочтенный. Баламут Доркин, к твоим услугам.

Голос его больше не был хриплым и прозвучал в тишине спящей улицы звонко и весело.

— Я подслушивал вашу прощальную беседу, — заявил старец, — но не понял, из какого мира вы явились сюда. Не будешь ли ты так любезен назвать мне его?

Доркин приподнял бровь.

— Прежде я хотел бы узнать, кто ты такой и по какому праву задаешь мне подобный вопрос!

— Ну, если ты возьмешь на себя труд подняться в мой дом, я рад буду побеседовать с тобою, — старец поболтал босыми ногами. — Сдается мне, нынче ночью тебе ой как нужна крыша над головой. Да и фляга доброго вина не помешает…

Баламут тут же почувствовал, как у него пересохло в горле. В людях он разбирался и потому сомнений сейчас не испытывал никаких.

— Укажи мне путь, достопочтенный старец, и я с радостью поднимусь к тебе.

Тот проворно перекинул ноги через подоконник и скрылся из виду. Через секунду он снова появился и спустил Баламуту веревочную лестницу.

— Так будет быстрей, — объяснил он, — чем рассказывать про черные ходы и кодовые замки.

Доркин развеселился. Подняться по веревочной лестнице на третий этаж было делом весьма нехитрым, и вскоре он уже стоял перед забавным старичком в его обиталище и оценивал обстановку.

Комната была небольшая, но уютная, с гладко выскобленным деревянным полом, украшенная шпалерами по стенам и обставленная простой, добротной мебелью. Ничего такого, чего нельзя было бы встретить и в Данелойне. На столе все было уже как будто приготовлено к приему гостя — горел канделябр в три свечи, стояла бутылка вина с двумя бокалами почетной стражи по бокам, а блюдо со свежими фруктами словно только что сошло с натюрморта кого-нибудь из старых голландцев. Про голландцев, правда, Доркин ничего не знал, но живописность оценил.

Два деревянных кресла, обитых кожей, поджидали сотрапезников, а в углу комнаты запасливый глаз Баламута приметил вполне приемлемое для усталого путника ложе, на коем уже имелись подушка и одеяло.

— Прошу, — сказал старец и прошлепал босыми ногами к столу.

Доркин охотно последовал за ним.

— Нынче меня зовут Босоногий колдун, — хозяин разлил вино по бокалам и придирчиво поглядел на свет сквозь его алое зарево. — Для друзей Степаныч.

Баламут кивнул и поднял свой бокал.

— Почему ты спросил меня, почтеннейший, откуда я? Тебе известно, что существуют и другие миры?

— А то! — весело ответил Босоногий колдун Степаныч. — Выпьем же за их процветание!

Чокнулись и выпили. Вино оказалось крепчайшим и обожгло, как огонь, но Баламут был тому только рад. Рядом с этим стариком он чувствовал себя удивительно спокойно. А поскольку интуиция его еще никогда не подводила, стало быть, можно было позволить себе расслабиться и отдохнуть, может быть, впервые с того дня, как исчезла принцесса.

— Я из Данелойна, — сказал он, допив вино и отдышавшись. — Слыхал о таком?

— Возможно. И как же вы пробрались сюда? Чем пробивали стену?

— Какую?

— Ясно, — сказал Степаныч. — Не будем об этом. Я вижу, ты в затруднении, мой юный друг. Могу ли я чем-то помочь тебе в качестве непревзойденного колдуна?

«Юный друг» потер лысину, обрамленную остатками черных жестких волос. Старец нравился ему все больше и больше.

— Выпьем, — предложил Баламут. — Это длинная история, а я, признаться, устал как собака. И затруднение мое так велико, что я не знаю даже, с чего начать.

Старец тут же налил еще. Пламя свечей колыхнулось и вновь успокоилось.

— Начни, с чего сердце просит. Так оно верней…

Доркин подтащил к себе гроздь винограда и принялся кидать в рот по ягодке.

— Странный ты человек, колдун, — сказал он. Второй бокал ударил ему в голову так, что кресло под ним сдвинулось с места и принялось тихо плавать в воздухе. — Не ожидал я встретить в таком чужом мире столь родственную душу. Бывает, однако…

— Вижу, — с проницательным видом заметил старик, — что для того, чтобы развязать тебе язык, вина понадобится немало.

Баламут посмотрел на него долгим проникновенным взором.

— Ты заговорил о сердце, колдун… я сам сомневаюсь иногда в том, что оно у меня есть. Но, видно, я становлюсь стар. Сегодня я чувствую, что его у меня даже слишком много.