— Так вот ты какая, Вера Прибрежная. Понятно, — Игорь взял в руки меню и стал изучать.

Что происходит? Он знает моё имя, привёз для разговора, но ничего не говорит, а просто изучает ассортимент ресторана. Ещё и тыкает мне, как будто я ему соседка из пятого подъезда. Нахал.

— Что я здесь делаю? — решилась задать вопрос и отвлекла его от чтения.

Он поднял глаза на меня, и я вдруг похолодела ещё больше. Смотрел так, будто я сделала что-то неправильное, то, что ему не нравится.

— Узнаешь, когда я решу об этом говорить, — сказал и вернулся к меню.

Хорошее начало беседы. Приятный вечер в приятной компании. Молча сидела и смотрела на свои руки, пока он листал карту с блюдами.

— Тебе что-нибудь заказать? — спросил он так, будто мы сюда вместе приехали, чтобы просто поужинать. — Извини, я буду ужинать при тебе. Отдельного времени на разговор у меня нет.

— Спасибо, не нужно, — ответила ему.

— Как хочешь.

Он нажал на кнопку селектора, установленного для связи с персоналом и сделал заказ только для себя.

— Через пять минут всё будет, Игорь Сергеевич!

Молча нажал кнопку отключения. Неприятный тип.

— Итак, пока несут еду, мы с тобой побеседуем, — снова уставился он на меня, как питон на свою жертву. — Ты знаешь, как меня зовут?

— Игорь Тихомиров, — ответила ему и опустила глаза.

Не могу выдерживать на себе его взгляд. Не получается.

— Ну да. Если ты работаешь на «Консалтинг» и бываешь на совещаниях с руководством, должна знать, кто у руля.

Ещё бы. Все знают эту акулу, в красках. Сожрёт, и костями не подавится. И конкурентов, и неугодных «своих». Это он обо мне до этого дня навряд ли слышал. Пока ему что-то от меня не понадобилось. Но спрашивать ничего я больше не решилась.

— Теперь о теме разговора. Хотя ты сегодня уже беседовала об этом с доктором Давыдовым.

Вскинула резко голову. Вот, значит, зачем он меня позвал. Страх перед этим мужчиной никуда не делся, я всё ещё прекрасно помнила, кто передо мной. Но сейчас меня стала захватывать злоба и ненависть. Пусть он хоть Папа Римский, но если Тихомиров хочет отнять у меня ребёнка — я буду сражаться с ним пока дышу.

Уставилась на него теперь сама, не мигая:

— Ясно. Вы — донор Богдана.

Игорь.

Даже немного удивился, как резко изменилось её поведение, и атмосфера в комнате тоже будто заколыхалась вокруг нас. Тонкая, невысокая — и вдруг такая энергетика в ней. Сейчас снесёт меня своим внутренним цунами. Не часто встречал столь ощутимую бурю в женщине.

Она кажется куда интереснее вблизи, чем на фото. Там она тоже весьма мила, даже жаль, что обстоятельства знакомства у нас не очень приятные. В жизни ещё более красивая, ловлю себя на мысли, что разглядываю её. Глазу даже придраться не к чему. Хорошенькая девочка. Но придётся мне её чуть-чуть обидеть. Я не мразь, и с женщинами никогда не воевал, но здесь слишком серьёзный вопрос. Извини, малыш, но каждый сам за себя. Я тоже люблю своего сына. Он тебе достался не по праву.

До этой минуты мне было комфортно. Я находился на своей территории в привычных условиях — девушка дрожала и боялась того, что я ей скажу. Но как только речь зашла о мальчике, она будто спичка вспыхнула. Вера злилась, я чувствую её эмоции, будто она открытая книга сейчас.

Взгляд какой дерзкий стал. Неужели вдруг перестала бояться? Зря.

Поменял позу, положив нога на ногу, и снова заговорил:

— Да. Только не донор, а отец. Соображаешь, умница.

— Тут не нужно много мозгов, чтобы понять. Вы не могли знать, что ко мне приезжал Андрей Евгеньевич. Если только…не послали его сами.

Ну хоть логические цепочки строить умеет, уже неплохо. Ненавижу общаться с тугодумами.

Вера сложила руки на груди, закрываясь или будто защищаясь от меня этой позой, и спросила:

— И что? Вы считаете, что у вас выйдет лучше уговорить отдать моего сына?

Она нервничала, я же был спокоен. Я уверен в исходе этого дела.

— Полагаю, что да.

От моей наглости она на время растерялась.

— Прочти, — опустил возле неё папку с документами, которая до этого лежала на краю стола.

Она с секунду смотрела враждебно, потом взяла папку в руки и развернула. Какое-то время вчитывалась, хмурилась, мило кусала губы, задумавшись. Плохая привычка, особенно для делового разговора.

— И? — сказала она, когда отложила в сторону бумаги и снова встретилась с моими глазами своими голубыми. — Всё это мне уже поведал Андрей Евгеньевич.

— Это материалы для суда. Я так понял, что мирно решить вопрос у нас не получается?

— Нет, — с вызовом ответила она.

Смелая. Но ей это не поможет.

Наклонился чуть ближе, и Вера невольно отпрянула к спинке кресла:

— Ты проиграешь, пойми. Мы оба только время потеряем. Меня признают отцом, как бы ты не сопротивлялась, будет по моему.

Мои слова ранили её, заставив растерять былую дерзость, но потом девушка взяла себя в руки:

— Подавайте в суд. Я тоже найму адвоката, и найду, что сказать. Я не отдам Богдана. Мира не будет.

А вот теперь ты, Вера, меня разозлила.

***

Вера.

— Я подам, не переживай. Вот только у тебя ещё есть шанс согласиться решить вопрос мирно, — сказал Игорь.

Я смотрела в ответ в глаза твёрдо, но внутри меня бился страх. И он стал в разы больше после этой фразы. Тихомиров ведь действительно многое может. А я — нет.

— Вы мне угрожаете? — спросила его, пряча истинные эмоции.

— Предупреждаю. Пока у тебя есть хорошая работа, есть чем платить за ипотеку, в МОЁМ жилом комплексе, кстати, я советую подумать. Поискать мирное решение. Ты ведь знаешь, что даже если я не стану отнимать у тебя права на ребёнка, его не отдадут под опеку матери БЕЗ жилья.

Лёгкие тут же стянуло. Он готов меня просто растоптать ради своей цели? Ему ничего не стоит меня уволить так, чтобы и туалеты мыть не взяли. Тогда квартиру заберёт банк за неуплату кредита, а может, и сам Тихомиров. Я знала, что дома его, но не думала, что мне это когда-то может выйти боком. Хочет лишить меня всего, чтобы суд отдал ему Богдана, а на матери-бомжу? Мои шансы остаться опекуном в самом деле упадут до случая чуда…

— Вы понимаете, что ребёнка травмируете, если лишите его матери?

— Вы будете общаться. Я не запрещаю.

Он говорил так, будто уже выиграл, и меня со счетов сбросил. Мне ужасно хотелось его ударить, я еле держалась. И еще зарыдать хотелось.