но даже средних авторов. Что-то пошатнулось в моем взгляде на мир, в этой ореховой скорлупе…

— Не залипай, чел, — Маркус пощелкал пальцами прямо у меня под носом, а затем указал на дверь в конце коридора. — Нам туда.

Пара минут — и мы уже сидели напротив трех ребят, которые в явном недоумении переглядывались, то и дело посматривая на меня. Очевидно, Маркус не спросил их мнения насчет моего присутствия на вечеринке, что делало его еще более неловким. Во всяком случае, это стало первой моей идеей (позже выяснилось, что я горько ошибся).

— Что же, — Маркус открыл с громким шипением свою банку с элем. — Вообще я думал обсудить фильм. Все же его посмотрели, да?

Он оглядел вопросительно-критически оглядел всех собравшихся.

— Я забил, — хмыкнул его ближайший соратник Стас. — Из самолета не вылажу, летаю и первым, и вторым, и инструктором… Ну его в…

— Так, а остальные?

— Я посмотрел, — сказал Денис.

От неожиданности я даже вздрогнул: по пальцам можно было пересчитать, сколько раз его голос я слышал вне ответов на экзамене. Пожалуй, после меня он был вторым тихоней в коллективе; однако я чувствовал его враждебный настрой ко мне. Иногда я ловил на себе его недружелюбный взгляд в «школе», а на практике он одним из первых начал забирать мои стартовые. Причем за съеденные сухпайки не извинялся, притворяясь, что возмущений и вовсе не слышит. Антипатия, короче, довольно скоро перешла в обоюдную.

— А о чем речь? — в недоумении спросил я словно не своим голосом. Он предательски поднялся на октаву и сделался писклявым.

— Н-да, — недовольно проворчал Маркус, видя, что остальные, как и Стас, пожимали плечами, пребывая в полнейшем пофигизме. — О «Восхождении Хоноса». Короткометражка про искусство, что-то вроде. Неужели ты не слышал, я думал, ты у нас ценитель прекрасного?..

Тут меня прошибло. Я почувствовал, как рука моя с холодным напитком задрожала, и я подавился первым же глотком, который едва успел сделать.

— Ты чего? — Маркус бросил на меня недоумевающий взгляд, нахмурившись.

Откашлявшись, я несколько раз моргнул, дабы подступившие слезы не хлынули наружу.

— Слишком горько, дорогуша? — спросил Стас не то с издевкой, не то со своей природной усмешкой. — Первый раз пиво пить — это не флэт уайт на кокосовом…

Маркус толкнул его в плечо. Теперь стало очевидно, что в мыслях он не переставал меня унижать, как и все остальные.

— Я себя не на помойке нашел, — холодно сказал я, и, не видя более смысла оставаться в комнате, стал собираться уходить.

— Погодь-погодь, — Денис вдруг снова подал голос, приподнимая руку. — Мы тебя позвали, потому что знаем, что ты в кино шаришь. Кто что-то имеет против, может идти. Я лично за нормальный разговор, а не тупой выпивон, как обычно.

Еще двое из компании переглянулись между собой и кивнули, по-видимому, соглашаясь с ним.

Стас ничего не ответил, лишь нервно отпил из своей бутылки. Я, помня о технике дыхания, которую мне подсказал психолог за несколько недель до практики, начал неслышно «прорисовывать» эмоции, называя про себя каждую из них каким-то цветом. Наверняка другие заметили, как я изменился в лице и как будто затормозил, но мне это нужно было, эта пауза. Я учился самообладанию. Через несколько секунд я наконец ответил, откинувшись обратно к стенке:

— Так, фильм — соврать или нет? — я его видел, но режиссера такого не знаю. Кажется, он самоучка-новичок.

— Именно, — кивнул Маркус, вовлекаясь в разговор. Сидя на тумбочке, он раскачивал вверх-вниз недлинной мускулистой ногой. — Никто не слышал о нем ничего до этого фильма. Псевдоним какой себе выбрал, а? Ando Rod. Мы его, в общем, Андроидом прозвали уже. Совсем как тебя, ха-ха.

Я хотел было возмутиться, но вовремя остановился, иначе бы выдал себя с головой. Сидел я, значит, ночами думал, как бы хотел назваться, а они, одногруппнички, опошлили все, как обычно…

— И что, как вам «Хонос»? — вместо яда я выплюнул вопрос. Краем глаза заметил, что Стас достал мобильник и начал смотреть фильм в наушниках.

— Медитативно, — провозгласил Денис. — Но не слишком правдоподобно. Для новичка — хорошо даже, но чувствуется, что снимал любитель…

Я едва не задохнулся от переполнивших все мое сознание чувств. Значит, я это снимал и монтировал год, а парень просто вот так размазывает сейчас мой труд?! Сам ничего не делает, только пиво пьет да на самолете летает, а мне вердикты выносит?!

Моим мыслями я сам готов устыдиться сейчас (ведь я же свободный и независимый художник!), но тогда они были именно такими, а я всегда искренен, когда дело касается бумаги.

Не успел я, правда, тогда и пикнуть, как Маркус взял слово:

— Я согласен, ему не хватает собственных символов. Развить бы киноязык, и тогда уже можно разговаривать. А те, кто его сравнивают с гениями прошлого века, путают гениальность и любовь к аллюзиям. Причем довольно тривиальным.

Он сделал глоток пива, и я оказался в полнейшем ступоре. До сих пор мне было трудно состыковать в сознании эти вещи: в какой-то степени развитое мышление и полускотский образ жизни, что эти ребята вели большую часть времени. Но почему это так? Я до сих пор не на нахожу ответа на этот вопрос…

Открыться им я так и не смог. Какое-то время мы еще поговорили, Стас, досмотрев фильм, назвал его «четким», что, на удивление, мне даже немного польстило. Но затем все начало превращаться в обыкновенную попойку с низкопробной музыкой. Пребывая в диссонансе, я ушел пару часов спустя.

А затем, еще через час, услышал, как один из моих соседей возвращался восвояси и негромко переговаривался с Маркусом:

— Ну что, я проспорил, выходит. Таки не поплохело нашей неженке.

— А я что говорил, — язык Маркуса заплетался мама не горюй. — Он умеет быть нормальным, когда хочет. Так что в следующий раз ты проставляешься.

— Угу, только не зови его больше.

До меня только спустя несколько секунд дошло, что они говорили обо мне. Это был спор. Позвали меня не потому, что я в кино разбирался и был им интересен. Они хотели посмотреть, как на мой некрепкий организм подействует спиртное.

Выходит, я теперь стал не только мишенью для насмешек, но еще и подопытным кроликом.

Сколько же, мать вашу, я провел лет в дремучем лесу из чувства собственной важности, чтобы довести общение с людьми до такого состояния?

Впервые эта мысль в моей черепушке родилась: я же сам довел их. Я позволил так к себе относиться. И теперь уже ничего не исправишь».

Собственно, из его личных записей эта