Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я снова повернулась, разглядывая нашу мрачную комнату.
– Какое покрывало тебе больше нравится: то, что в паутине, или то, что сшито из погребальных саванов?
Жюстина перекрестилась и нахмурилась, не оценив шутки. Затем, однако, она сняла перчатки и решительно кивнула.
– Я приведу комнату в порядок.
– Мы приведем комнату в порядок. Ты мне не служанка, Жюстина.
Она улыбнулась.
– Но я до конца жизни у вас в долгу. И я люблю, когда мне выпадает возможность вам помочь.
– Хорошо; только не забывай, что ты служишь у Франкенштейнов, а не у меня. – Я подхватила край лоскутного покрывала, которое она снимала с кровати, и помогла его сложить. Одеяла выглядели получше – покрывала, по крайней мере, защитили их от пыли. – Я сейчас открою окно, и мы выколотим из них пыль.
Жюстина уронила свой край покрывала, и по испугу на ее лице я поняла, что мыслями она уже не здесь. Я выругала себя за то, что была так неосторожна со словами.
Виктор лежал с очередной простудой, но уже шел на поправку и перед тем, как вынырнуть из тумана беспамятства, проспал как убитый два дня. К этому моменту я не покидала дом уже целую неделю, ухаживая за ним. Анри выманил меня на улицу, пообещав солнце, свежую клубнику и поход за подарком для Виктора.
Лодочник высадил нас у ближайших городских ворот, и мы не спеша прошлись по главному рынку, а потом свернули в залитый солнцем узкий переулок, по обе стороны которого подпирали друг друга боками очаровательные домики из камня и дерева. Только теперь я осознала, как сильно нуждалась в этом ясном и чистом свободном дне. С Анри было легко, хотя что-то между нами уже начало меняться. Но в тот день мы снова чувствовали себя детьми и беззаботно смеялись. Я опьянела от солнечного света, от ощущения ветра на коже, от осознания того, что в этот самый момент я никому не нужна.
Все изменилось в одну секунду.
Я поняла, что побежала на крик, лишь когда увидела перед собой его источник. Высокая сухопарая женщина нависала над девушкой примерно моего возраста. Девушка, съежившись, прикрывала руками голову и выбившиеся из-под чепца каштановые кудри. Женщина, брызжа слюной, кричала:
– …я из тебя, потаскуха, пыль-то выколочу!
Она схватила прислоненную к двери метлу и занесла ее над головой девушки.
В ту же секунду женщина пропала. Теперь у меня перед глазами стояла другая женщина, полная ненависти, с жестоким языком и еще более жестокими кулаками. Ослепленная яростью, я подскочила к ней, и удар пришелся мне по плечу.
Женщина ошеломленно попятилась. Я с вызовом вскинула подбородок. Злоба схлынула с ее лица, сменившись страхом. Хотя она жила в приличной части города, она явно принадлежала к рабочему классу. А мои дорогие юбка и жакет – не говоря уж о красивом золотом медальоне, который я носила на шее, – свидетельствовали о куда более высоком положении в обществе.
– Простите меня, – выдавила она напряженным голосом, в котором страх мешался со злостью. – Я вас не видела, и…
– И вы меня ударили. Уверена, судья Франкенштейн захочет об этом услышать.
Это была неправда – и то, что он захочет об этом слышать, и что он все еще судья, но этого оказалось достаточно, чтобы она совсем обезумела от страха.
– Нет, нет, прошу вас! Я все исправлю.
– Вы повредили мне плечо. На время выздоровления мне понадобится помощница. – Я присела и, не сводя глаз с озлобленной женщины, осторожно отвела руку, которой девушка защищала лицо. – Я не стану жаловаться на вас судье, но вы взамен отдадите мне свою служанку.
Женщина с почти нескрываемым отвращением посмотрела на девушку, которая пугливо, как раненое животное, опустила руки.
– Она мне не служанка. Это моя старшая дочь.
Я покрепче сжала руку девушки, опасаясь, что не выдержу и ударю женщину.
– Хорошо. Я отправлю вам договор о найме. Она будет жить со мной до тех пор, пока я нуждаюсь в ее услугах. Хорошего дня.
Я потянула девушку за руку, и она, спотыкаясь, побрела за мной. Анри, которого я в своем порыве оставила позади, уже спешил к нам. Не обращая на него внимания, я быстро перешла улицу и свернула в переулок.
Буря эмоций, которую я с таким трудом сдерживала, прорвалась наружу, и я, тяжело дыша, привалилась к каменной стене. Девушка присоединилась ко мне; мы замерли рядом – моя голова доходила ей до плеча, – и сердца у нас колотились, как у кроликов, которыми мы с ней на самом деле и были: всегда настороже, всегда в ожидании удара. Как выяснилось, эта черта так и осталась со мной.
Я знала, что должна вернуться и найти Анри, но не могла заставить себя двинуться с места. Меня трясло; спустя столько лет воспоминания об опекунше нахлынули на меня со свежими силами.
– Спасибо, – прошептала девушка и переплела свои тонкие пальцы с моими, и наши с ней руки перестали дрожать.
– Меня зовут Элизабет, – сказала я.
– Я Жюстина.
Я повернулась и посмотрела на нее. На щеке у нее горел след от пощечины, обещающий обернуться уродливым синяком. Ее большие, широко расставленные глаза смотрели на меня с той же благодарностью, которую испытала я, когда Виктор принял меня и увел прочь от жизни, полной боли. Она была приблизительно моего возраста – если судить по ее росту, может, на пару лет старше.
– С ней всегда так? – прошептала я, отводя мягкий локон от ее щеки и убирая его ей за ухо.
Она тихо кивнула, прикрыла глаза и, опустив голову, прижалась лбом к моему лбу.
– Она меня ненавидит. Я не знаю почему. Я ее дочь, ее родная кровь, такая же, как остальные. Но она меня ненавидит, и…
– Тс-с.
Я притянула ее к себе так, что ее голова уткнулась мне в шею. Моя красота спасла меня от жестокости и нужды, и если я была обязана этим удаче, то я позабочусь о том, чтобы Жюстине повезло не меньше. Хотя мы только что встретились, я чувствовала в ней родственную душу и знала, что наши с ней судьбы переплетены навсегда.
– На самом деле мне не нужна служанка, – сказала я. Она насторожилась, и я поспешно продолжила: – Ты умеешь читать?
– И писать тоже. Меня научил отец.
Как удачно. В голове у меня зародился план.
– Ты никогда не думала стать гувернанткой?
От неожиданности Жюстина перестала плакать. Она подняла голову и изогнула изящно очерченные брови.
– Я учила своих младших сестер и брата. Но я никогда не думала о том, чтобы заниматься этим с кем-то еще. Мать говорит, я слишком испорченная и тупая…