Он трогательно улыбнулся:

— Ну да, но разве я не заслужил немного веселья? Я так долго лежу в этом чертовом госпитале…

— Возвращайтесь, пока вас не хватились, Робби. — Эмили коснулась его руки. — Я не хочу, чтобы у вас были проблемы. И уж конечно, не хочу, чтобы вы натрудили ногу.

Он смотрел на нее сверху вниз. Она не сразу поняла, какой он на самом деле высокий.

— Так когда же мы увидимся снова?

— Мама сойдет с ума, если нас увидит. — Девушка поморщилась. — Она очень правильная и чопорная. А мы не были друг другу представлены.

— Представлены? — не понял Робби.

— Да. По законам приличного общества я не могу разговаривать с человеком, если мы друг другу не представлены.

— И вы считаете, что это Австралия — странная страна? По крайней мере, мы можем говорить с кем хочется. С премьер-министром или с бродягой.

— Я тоже думаю, что это нелепо, — согласилась Эмили. — У нас слишком много правил. Какой вилкой есть, как рассаживать гостей за обедом… Но для людей вроде моей матери это важно.

— А для вас?

— Мне так и не удалось сбежать и пожить в настоящем мире. Я заперта тут всю войну, умираю от злости и хочу сделать хоть что-нибудь полезное: пойти в сестры милосердия, внести свою лепту.

— И что же вам мешает?

Эмили прикусила губу.

— Родители. Они меня не отпустят. Они боятся, что со мной что-то случится. — Это звучало очень глупо. Жалко. — Мой брат погиб. — Она попыталась объяснить. — А родители…

— Боятся потерять еще и вас.

— Да.

— Я, наверное, понимаю. Матушка очень расстроилась, когда я записался в армию.

— Но это другое. Вы уезжали далеко от дома, сражаться. А я просто хочу найти себе работу в городе.

— Тогда они, вероятно, опасаются, что вы столкнетесь с неподобающими молодыми людьми. — Он посмотрел ей в глаза. — Откуда же им знать, что такие молодые люди прячутся у них в кустах?

— Как странно, — засмеялась она.

— Думаю, все родители не хотят, чтобы их дети покидали гнездо. — Робби пожал плечами. — И что вы будете делать?

— До этого дня я была послушной дочерью. Отец заставил меня пообещать, что я позабочусь о матери и не стану больше ее расстраивать. Но это было давно, а сейчас мне скоро исполнится двадцать один, и я смогу сама принимать решения. Тогда я сбегу.

— Вы молодец, — сказал он. — Чтобы взять жизнь в свои руки, нужно мужество. И куда же вы отправитесь?

— Пока не знаю. Я хотела бы стать сестрой милосердия, как моя подруга Кларисса.

— Отлично, — обрадовался он, — это можно сделать прямо здесь. Будете ухаживать за мной. Уверен, тогда я быстро пойду на поправку. И нам не нужно будет ждать, пока нас представят. А когда мы сможем встретиться до вашего дня рождения?

У Эмили часто забилось сердце. Прошло уже немало времени с тех пор, как на нее так смотрели. Особенно молодые люди вроде Робби. Да смотрел ли на нее вообще кто-нибудь когда-нибудь так? В голове вспыхнуло воспоминание. Рыжеволосый юноша с голубыми глазами, похожий на Робби… Мама считала это неподходящим знакомством… Он погиб на фронте через месяц после Фредди. И она обещала себе никогда больше не испытывать к мужчинам подобных чувств. Поэтому она ответила спокойно и размеренно:

— Мне нужно будет пройти мимо вашего госпиталя, чтобы добраться до почтового ящика. Я пишу письма своей лучшей подруге.

— То есть, если я окажусь у ворот в назначенное время… — Он улыбнулся.

— Скажем, в одиннадцать часов.

— Прекрасно. Сразу после утреннего обхода. Сиделки позволят мне прогуляться по дорожке.

Девушка улыбнулась ему в ответ:

— Хорошо. Тогда в одиннадцать. Теперь уходите, пока моя мать вас не увидела.

— И то верно. Тогда до завтра, Эмили. — Он протянул ей руку, но потом передумал. — Со мной давно не случалось ничего лучше, чем встреча с вами.

«И со мной», — подумала она, глядя, как он пробирается обратно через кусты. И пошла к дому улыбаясь.

— Где ты была? — Мать стояла в холле, поправляя цветочную композицию на тумбочке, когда Эмили, запыхавшись, влетела в дом. Миссис Брайс посмотрела на пустую корзинку. — Кажется, ты ходила собирать клубнику?

— Ягоды еще не созрели, — сказала Эмили. — Будут готовы через день-другой.

Она прошла мимо матери, чувствуя на себе ее пристальный взгляд, и направилась по коридору в сторону кухни.

Эмили дописала письмо, наклеила марку и спустилась в гостиную. Мать сидела там за маленьким столиком в стиле эпохи королевы Анны. Она посмотрела на дочь и нахмурилась:

— Не представляю, где сейчас найти оркестр. Мне придется узнавать в Плимуте или даже в Эксетере. Есть, конечно, старики, что играют в «Гранд-отеле» в Торки…

Девушка уныло усмехнулась:

— Мамочка, им лет по девяносто, и они играют вальсы Штрауса.

— А что плохого в вальсах Штрауса? Но я согласна, что они староваты. Ладно. Возможно, придется послать на поиски папу. У него на будущей неделе выездное заседание в Эксетере.

Стоявшие на каминной полке часы из золоченой бронзы начали отбивать час, и Эмили вздрогнула.

— Я собираюсь на почту, отправить письмо Клариссе. У тебя есть письма?

— Сегодня нет, милая. Когда ты вернешься, нам нужно будет закончить со списком гостей.

Эмили вышла на дорожку и хотела было припустить бегом, но все же отправилась просто быстрым шагом. Подойдя к воротам и не увидев Робби, она ощутила странное разочарование. Эмили взглянула на госпиталь и тогда лишь заметила, как он медленно идет, опираясь на костыли. Увидев ее, он ускорил шаг. Эмили протестующе подняла руку.