— Я говорю, нравится это тебе или нет, о тебе и обо мне.

— И несешь полную ерунду.

— Я говорю о том, что ты настолько боишься брать на себя конкретные обязательства, что едва ли согласишься признать, что нас связывает нечто большее, чем дружба. И я понимаю, в чем тут дело. Понимаю, что из-за того, что отец вас бросил, и из-за того, что произошло впоследствии с твоей матерью, ты считаешь, что тебе просто необходимо держать в жестких рамках наши взаимоотношения...

Вики раздраженно фыркнула.

— Неужели полицейское управление заставило тебя прослушать очередной семинар по психологической совместимости?

Он постарался сдержаться и не обращать внимания на ехидство подруги.

— ...Но все это произошло более двадцати лет тому назад, и, Вики, этому следует положить конец.

Ее губы презрительно скривились.

— Иначе что?

— Да ничего, собственно. Я не собираюсь ставить тебе какие-либо условия.

— Это ты о Генри, верно? Подумать только, ты и впрямь ревнуешь.

Бессмысленно было вынуждать ее посмотреть правде в глаза, если он сам этого избегал.

— Ты чертовски права. Я действительно ревную тебя к Генри. Не желаю делить тебя еще с кем-нибудь. И особенно с кем-то, кто... кто... — Майк так и не нашел слов, чтобы объяснить, что именно чувствует по поводу Генри Фицроя, и даже если бы смог, не его это дело. Усилием воли он отогнал эту мысль. — В конце концов, мы говорим не о Генри, а о нас с тобой.

— С нами не случилось ничего плохого. — Взгляд Вики упорно избегал мужчину, стоявшего напротив нее. — Почему бы нам не продолжить прежние отношения?

— Потому что они ведут в никуда!

Каждое отрывистое слово заставляло женщину содрогаться.

— Вики, я устал оттого, что считаюсь всего-навсего твоим приятелем. Ты должна осознать, что я...

— Заткнись! — Ее руки непроизвольно сжались в кулаки.

— Ну уж нет. — Он покачал головой. — На этот раз тебе придется выслушать.

— Это моя квартира. И я не обязана выслушивать всякий вздор.

— Придется, черт возьми. — Он встал прямо перед ней, раскачиваясь на пятках и тоже сжав руки в кулаки. Как ни хотелось ему схватить подругу за плечи и встряхнуть хорошенько, он не желал иметь дело с ее контратакой, которая, в чем он ничуть не сомневался, последовала бы неминуемо. Перебранка на тему «кто здесь больший шовинист?» в данной ситуации ничего не добавила бы.

— Такой разговор я завел не в первый раз, Вики, и, между прочим, не в последний, так что лучше бы тебе с этим смириться. Я люблю тебя. Я хочу жить с тобой. Почему тебе так трудно осознать это?

— А почему бы тебе просто не принять меня и нас, такой, какая я есть? Какими мы являемся на самом деле. — Слова она произносила с трудом, сквозь сжатые зубы.

Селуччи откинул со лба непослушную прядь и безуспешно попытался привести в норму дыхание.

— Последние пять проклятых лет я только тем и занимаюсь, что принимаю тебя и нас. Наступило время встретиться где-то посередине.

— Убирайся.

— Что?

— Убирайся вон из моей квартиры! НЕМЕДЛЕННО!

Дрожа от необходимости крепко держать себя в руках, Майк обошел подругу и схватил с крючка у двери пальто. Просовывая руки в рукава, он обернулся. Собственный гнев не позволил ему определить, что означает выражение ее лица.

— Только еще одна вещь, Вики. Я все же не твой чертов отец.

Дверь за ним захлопнулась с такой силой, что ее оказалось достаточно, чтобы сотряслось все здание.

Буквально через мгновенье она опять распахнулась.

— И не забудь позвонить своей матери!

Кофейная кружка, ударившаяся о дверь, разлетелась на тысячи осколков.

— И что же ты сделала?

— Сделала что? — взорвалась Вики. Кратко передавая Генри суть разгоревшегося спора, она ухитрилась снова прийти почти в то же самое состояние. Не помогло даже то, что женщина знала, что ей следовало бы помалкивать, но, когда Фицрой спросил, что ее беспокоит, она, как оказалось, не смогла удержаться и пересказала приведшую ее в такое бешенство перепалку со всеми подробностями.

— Ты позвонила матери?

— Нет, не позвонила. — Она повернулась лицом к окну, поправила очки и упрямо уставилась в темноту. — У меня, знаешь ли, было не совсем подходящее настроение, чтобы разговаривать с ней. Вместо этого я отправилась в отдел розыска пропавших и поместила на доску объявлений информацию о мистере Симмонсе, скрывающемся под именем О'Коннор.

— И от этого сразу почувствовала себя лучше?

— Нет. Для этого мне надо было, пожалуй, воспользоваться настоящими гвоздями.

Остроумное замечание, высказанное с обезоруживающей искренностью. Даже через всю комнату вампир ощущал исходившие от нее пульсирующие волны гнева. Теперь он жалел о том, что задал Вики этот вопрос, не проигнорировал ее настроение, и ему пришлось принять участие в подробном анализе отношений детектива-сержанта Майкла Селуччи и его подруги, а также ее неспособности связать себя определенными обязательствами. Но теперь Генри не мог оставить все как есть. Вики еще долго будет перебирать в памяти все, что сказал Селуччи. По-видимому, она мало думала о чем-либо другом после того, как тот захлопнул дверь ее квартиры, и теперь, когда ее ткнули носом в проблему, пришло время разобраться в ней. Вики подошла к такой точке, когда необходимо было сделать выбор.

Он не хотел потерять ее. Если это означало лишиться этой женщины не только днем, но и ночью, — его любовь давала ему права на нее наравне с Селуччи.

«Ты сам повысил ставки, смертный, — молча заявил он своему сопернику. — Помни об этом».

Вампир встал и пересек комнату, чтобы встать с ней рядом, на мгновение восхитившись биением сердца подруги, наслаждаясь ее теплом, ее запахом, ее жизнью.

— Он был прав, — наконец произнес он.

— В чем? — Слова она процедила сквозь сжатые зубы. Не было необходимости уточнять, о ком идет речь.

— Мы не можем, каждый из нас не может вести себя так же, как раньше.

— Почему бы и нет? — Последний согласный звук недвусмысленно заявлял о возможности взрыва.

— Потому что, как и Селуччи, я хотел бы играть главную роль в твоей жизни.

Женщина фыркнула.

— А как насчет того, чего хочу я?

Фицрой видел, как напряглось лицо его подруги, так что вынужден был тщательно подбирать слова.

— Я думаю, что именно это нам и предстоит выяснить.

— И что будет, если я приду к выводу, что предпочитаю все-таки его?

Он не смог удержаться и спросил — и голос вампира приобрел горькую насмешливую окраску: