litbaza книги онлайнВоенныеТайная война воздушного штрафбата - Антон Кротков

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 72
Перейти на страницу:

Именно в такой сложный для неисправимого авантюриста период Борис и повстречал его в прошлый раз.

В то утро Лёня стал обходить знакомых, чтобы достать деньги на бутылку. В нескольких домах ему отказали. Многие прежние приятели теперь отмахивались от, как многим тогда показалось, окончательно обанкротившегося знакомого, словно от приставучей уличной псины. Когда по дороге от подъезда к собственной «Волге» к тебе вдруг подваливает заросший щетиной тип с мутным взглядом и пытается общаться как с равным, это неприятно задевает самолюбие. И не важно, что ещё полгода назад он у тебя на глазах небрежно прикуривал от сторублёвой купюры и мог ногой распахивать двери в высокие кабинеты. С тех пор всё изменилось. Лёню списали как серьёзного делового человека. Многие из тех, кто недавно настойчиво искал дружбы «того самого Одессы», теперь, завидев его издали, спешили перейти на другую сторону улицы…

Чтобы найти в этот день деньги на выпивку, Лёня отправился на Новодевичье кладбище. Там должно было состояться торжественное погребение скончавшегося от инсульта генерала и аса. Немного постояв в толпе родственников и сослуживцев, пришедших проститься с покойным, и послушав наполненные пафосной пустотой речи ораторов, Красавчик тоже попытался взять слово. Он хотел рассказать этим напыщенным индюкам и прочей публике, среди которой вкраплениями попадались люди с наполненными искренней печалью глазами, каким славным и свойским парнем был Васька Белокопытов, когда они познакомились и начали вместе летать. Их обоих вместо пехотного штрафбата забрили в особую эскадрилью. Откуда и за что, это теперь уже было неважно. Главное, что с первого дня в штрафниках воевали они геройски, в иные дни совершая до шести вылетов! После тяжелейших воздушных каруселей с «мальчиками Геринга», заходя на посадку, часто они почти ничего не видели из-за крайней физической и эмоциональной измотанности. Порой молодые ребята возвращались вечером в землянку седыми. И всё-таки сам чёрт им был тогда не брат.

Штрафников всегда перебрасывали туда, где жарче всего, где обычные полки за неделю «стачивались» до «последнего пилота» — под Харьков и в Сталинград в 1942-м, на Курскую дугу в 43-м… Тем, кому везло пережить очередной боевой день, иногда с горькой иронией называли себя «самыми усталыми людьми войны». Их спасало только то, что они были молоды и дьявольски везучи, а ещё талантливы, как боги войны, ибо в мясорубках с асами Люфтваффе выживали только самые способные. Штрафникам крайне редко утверждали одержанные победы, зато за малейшее проявление трусости их приговаривали к расстрелу перед строем товарищей…

Лёня собирался поведать сыну умершего друга, солдатикам из почётного караула и всем тем, кому действительно было важно услышать живое искреннее слово из уст однополчанина умершего отца, мужа, командира и просто честного и очень порядочного человека, что тот, который лежит теперь в дорогом гробу в окружении бархатных подушечек с орденами, когда-то тоже был молодым — злым в драке, верным в дружбе и по-юношески трогательным в своих первых любовных переживаниях. Любил он выпить вечером после полётов. А когда положенных ста грамм не хватало, то по-тихому от начальства гнал с верными дружками самопальный ликёр из авиационного технического спирта. За что, кстати, неоднократно сиживал на «губе»… Закончить же свою речь стихийный оратор собирался стихами молодого поэта, фамилии которого он, к сожалению, не знал, но перед чьим творчеством преклонялся:

Ах, утону я в Западной Двине

Или погибну как-нибудь иначе, —

Страна не пожалеет обо мне,

Но обо мне товарищи заплачут.

Они меня на кладбище снесут,

Простят долги и старые обиды.

Я отменяю воинский салют,

Не надо мне гражданской панихиды.

Не будет утром траурных газет,

Подписчики по мне не зарыдают,

Прости-прощай, Центральный Комитет,

Ах, гимна надо мною не сыграют.

Я никогда не ездил на слоне,

Имел в любви большие неудачи,

Страна не пожалеет обо мне,

Но обо мне товарищи заплачут.

Однако кто-то из высоких начальников распорядился не пускать к трибуне плохо одетого оратора, которого даже некоторые фронтовики, чья послевоенная судьба складывалась в целом благополучно, считали изгоем в своей среде. Тогда в озлоблении, вместо приготовленных торжественных стихов в память о друге Лёня громко процитировал другое сочинение своего любимца:

У лошади была грудная жаба,

Но лошадь, как известно, не овца,

И лошадь на парады приезжала

И маршалу об этом ни словца…

А маршала сразила скарлатина,

Она его сразила наповал,

Но маршал был выносливый мужчина

И лошади об этом не сказал…

Борис в тот день не успел проститься с фронтовым товарищем, в последний раз взглянуть ему в лицо. Родственники генерала стыдились его короткого штрафного прошлого (хотя восемь месяцев пребывания в штрафной авиачасти можно было приравнять к трём годам службы в обычном фронтовом авиаполку) и поэтому не поставили Нефёдова в известность о дате и времени похорон. В последний момент Борису позвонил один знакомый и сообщил ему, куда надо ехать. Когда Нефёдов шёл от кладбищенских ворот по главной аллее, в глубине погоста за высокими мраморными обелисками уже гремели залпы воинского салюта. Случайно подняв глаза, Борис увидел высоко в небе широкую белую полосу, расходящуюся на два ответвления. Случайный пролёт этих реактивных машин выглядел очень символично. Лучшего прощального салюта для лётчика быть не может.

В руках отставника была авоська с купленной по дороге бутылкой водки, полбуханкой чёрного хлеба, чтобы по фронтовому обычаю выпить за «не вернувшегося с боевого задания дружка по эскадрилье».

Борис первым заметил тогда Красавчика. Лёня стоял к нему спиной в толпе хорошо одетых холёных мужчин и богато обставленных дам, принадлежавших к высшему советскому обществу. Обычно любящий и умеющий одеваться подчёркнуто элегантно одессит на этот раз имел какой-то поношенный вид опустившегося человека, и серым невзрачным пятном смотрелся на фоне окружающей его барственной публики.

Когда Борис был уже совсем рядом, какой-то квадратный человек начальственного вида в тёмном пальто, сшитом по чиновничьей моде — с широкими накладными плечами, скользнув удивлённым недоброжелательным взглядом по одутловатому лицу одессита, озадаченно протянул неожиданным для мужчины его солидной комплекции женоподобным фальцетом:

— А-а, здоров… Слышал, что тебя вроде как посадили… Послушай! А ты случаем не в бегах?

— Не-е! Я в полный рост пока гуляю, — зло сверкнув на собеседника глазами, огрызнулся Лёня. — Желаю в память о покойном сбацать на поминках танец освобождённого труда. Мечтаю воплотить в па-де-де образ мирового пролетариата, рвущего оковы капитализма вместе с собственным пиджаком.

Грузный мужчина в обкомовской шляпе побагровел, ухватил одессита за пуговицу и зашикал на него:

— Ну чего ты из себя корчишь?! У людей горе, а ты тут зубоскалишь, псина неумытая. Тут приличного человека хоронят, не тебе чета! И вообще, кто ты такой?! Пшёл вон отсюда!

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 72
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?