— Садись туда.

Он послушно перетек на мое место. (Совсем пластилиновый. Лепи из него что хочешь.)

— Итак, — сказал я, выуживая на свет первую бумажку, истерзанную этими его кошмарными почеркушками. — Мусор или сокровище?

— Мусор, — признал он.

Я взял другую.

— Мусор или сокровище?

— Мусор.

Это приемчик моей мамы. Она надо мной такое проделывает три раза в год, перед бабушкиным приездом.

— А это?

— Мусор. Мусор. Мусор. Мусор.

Шли годы. Пришлось утоптать кучу в корзине, чтобы освободить место. Однако дно ящика неуклонно приближалось. Пару раз нас ждал приятный сюрприз.

— Сокровище! Я потерял этот фунт неделю назад!

Или:

— Мой талон к дантисту! Мама из-за него так ворчала!

И вдруг — победа!

— Ой! Вот он, тот листок!

— Перерыв.

Я подошел к Флоре.

— Одолжишь скотч?

Меня заметила мисс Тейт.

— Говард, — угрожающе сказала она. — Мы не расхаживаем по классу без разрешения, для этого мы поднимаем руку.

К чему, скажите, это дурацкое «мы»? Сама она, к примеру, все утро бродит между партами, а руку еще ни разу не подняла.

— Ой, простите! — проблеял я и поспешно ретировался со скотчем.

Использовал я много, а попортил еще больше (липучка противная!). Приклеил к его парте нужный листок, чтобы больше не убегал. А заодно прочитал.

Вот-вот. Спозаранку поневоле оказался в этой школе. Может, я просто не в настроении, поскольку так и не начал еще думать над своей работой.

— Ладно, — буркнул я. — В самом деле трудные слова.

Джо посмотрел на меня.

— Точно, — сказал он с благодарностью. — В них легко сделать ошибку.

Ладно, признаю, я ощущал свое превосходство, хотя смог даже не ухмыльнуться, пока мы прорывались сквозь завалы барахла.

— Мусор или сокровище?

— Мусор.

— В помойку. А это что?

Он радостно выхватил у меня из рук книжку.

— Мой словарик дорогой!

— В будущем постарайся держать его ближе к вершине. — Мисс Тейт могла бы брать у меня уроки по искусству разговаривать в назидательном тоне. — А это куда?

Он взял у меня из рук последнюю бумажку из парты.

— Мусор.

Бросил в корзину и едва не наступил, я еле успел выхватить листок из-под его ноги.

— Что это?

— Просто фотография.

— Вижу, что фотография, голова садовая, — довольно грубо сказал я. — На фотографии-то что?

Он пожал плечами.

— Просто модель, я в прошлом году сделал.

— Просто модель? — я присмотрелся к изображению. Потом присмотрелся к Джо. — Прости, конечно, — говорю, — но можно задать тебе один нескромный вопрос? Если ты можешь соорудить трехметровую Эйфелеву башню из макарон, почему ты не можешь поддерживать чистоту в столе?

— Не знаю.

— Ну я вообще в шоке.

Я продолжал на него пялиться, и тут зазвенел звонок. Работу я сегодня не выполнил. Но кое-чего все же достиг. Например, устранил опасный для здоровья завал мусора у соседа по парте. Познакомился с обладателем худшего в мире почерка. И выяснил, что он отнюдь не болван.

Неплохо для первого дня, правда?

Вскоре я понял, почему до моего появления он сидел один. Во время урока самостоятельного чтения моя рука чаще поднималась над партой, чем переворачивала страницы.

— Мисс Тейт, Джо проговаривает слова вслух, я не могу сосредоточиться.

— Он меня сводит с ума, мисс Тейт. Разве можно читать под его бормотание?

— Я прочитал четыре страницы. Четыре! Всякий раз, как он начинает гундеть, мне приходится возвращаться к началу.

Мисс Тейт отложила красную ручку.

— Джо, постарайся, пожалуйста, читать потише.

Он покраснел, хотя и до того сидел весь красный.

— Я и так тихо. Меня даже со слуховой трубкой не услыхать.

— Говард тебя хорошо слышит.

— Все слышу, в подробностях, — взорвался я. — К-о-т, кот. П-е-с, пес.

— Неправда, — сказал Джо. — Я про верблюдов читаю.

Дома я спросил папу:

— Что с ним вообще такое? Ему хватает мозгов, чтобы ходить и разговаривать, но при этом он не в состоянии написать «террорист» и «терраса», не сделав восемь ошибок.

— Электропроводка, — мрачно произнес папа. — Неисправная электропроводка. Как на квартире в Рио.

Я едва не погиб при пожаре в той квартире. Так что на следующий день я сделал попытку проявить сочувствие.

— Слушай, — говорю, — или ты берешь себя в руки, или я тебя убью. Что выбираешь?

— Я стараюсь, — ответил он. — Правда стараюсь. Просто не все получается.

— Ты же не дурак. Будь ты дурак, я б тебя оставил в покое.

— Извини. Извини.

Мне почудилось, что он с рождения только и делает, что извиняется.

— Ай, ладно тебе, — буркнул я. — Что-нибудь придумаю.

И кое-что из моих придумок сработало-таки. В тот день я соорудил ему подсказку для сдвоенной «р» в словах «территория», «террорист» и «терраса».

— Слышишь в этих словах рычание?

— Это как?

— Вот так: «Р-Р-Р-Р-Р»! Ну и рычи их.

— Гениально! — воскликнул он, но тут же сник: — А как я запомню, какие из слов рычать, а какие нет, Говард?

— Попробуй их зарифмовать.

И тут с моим соседом по парте произошло полное преображение. Он перекинул через плечо полу невидимого плаща, сделал зверское лицо и прорычал:

Я восторженно пихнул его в бок. Он свалился со стула.

— Надеюсь, вы двое не покалечите друг друга, — сказала мисс Тейт.