Ещё через месяц Мерин стал приветливо с ней здороваться при встрече и не так затравленно быстро проскакивать мимо, направляясь в кабинет полковницы. Шуре даже показалось, что лёд тронулся, господа присяжные заседатели. Она уже собралась было праздновать викторию, договорилась с подругой об уютных апартаментах… Но — увы: даже её невинные, изысканно завуалированные намёки на готовность к адюльтеру возвращали Мерина к прежней тактике мимолётного прошмыгивания мимо секретарского столика.

Она потеряла в весе, не спала по ночам, перессорилась с большинством претендентов на её благосклонность.

Но отступать от задуманного было не в её характере. Из всей прочитанной в детстве военной литературы она взяла для себя на вооружение одно, главное: «Ни шагу назад, ни пяди врагу!» Эта нехитрая воинская мудрость неоднократно помогала ей в течение неполных ещё двадцати лет. И изменять раз и навсегда выбранной жизненной тактике поведения Шура и на этот раз не собиралась.

Меринская женитьба, как сообщили подруги, «на какой-то там Веронике», не только не перечеркнула её надежд, не погасила желаний, но, напротив, придала дополнительную пикантность намерениям, вернула к активной жизненной позиции. Она посетила учебное заведение — высшую школу милиции, — где к тому времени обучалась счастливая соперница, «невзначай» столкнулась с ней в коридоре, подробно рассмотрела вблизи и на расстоянии, в профиль и в анфас. И — без ложной скромности, положа руку на сердце, зачем скрывать очевидное — искренне убедилась в том, что во всех женских компонентах она выигрывает у этой «промокашки» с крупным счётом.

После этого открытия к Шуре поочерёдно вернулись сон и аппетит, настроение заметно поползло вверх, а когда достигло своего апогея и пригрозило зашкалить, девушка поняла, что наступает её «последний и решительный…». Сейчас или никогда.

Она написала Мерину письмо.

Очень откровенное, очень личное, с головой в омут, как Татьяна Ларина: «Она полюбила. Впервые в жизни».

Но.

Но, в отличие от пушкинского героя, Мерин на письмо не ответил.

Не девятнадцатый век шагал по планете.

Потянулись дни, потекло время, которое, как известно, лечит. Шура, казалось, постепенно смирялась с поражением, приходила в себя, снова начала влюбляться. Разочаровываться. И опять влюбляться. Жизнь требовала продолжения.

Мерин давно уже перестал трусцой преодолевать «предбанник», давно вежливо здоровался при встрече: «Здравствуйте, Шура. Я по вызову к Клеопарте…

Клеотарт… Сильвер… — он никогда не мог с первого раза выговорить непростое имя-отчество начальницы следственного отдела, — я к Сидоровой». Шура профессионально улыбалась: «Да, да, пожалуйста, Игорь Всеволодович». А однажды на 8 марта он даже преподнёс секретарше букет тюльпанов.

— Шурочка, это вам. С праздником.

Второй букет Мерин унёс в кабинет полковницы Клеопатры Сильвестровны и от Шурочкиных глаз не ускользнуло: то были розы, большие, красные, пять штук. Что-то похожее на ревность небольно кольнуло под ложечкой у секретарши Шуры: «Сколько бессонных ночей, сколько дум передумано, сколько фантазий… и… Э-э-хх… Ладно. Дурак дураком и дураком помрёт».

И всё бы на этом благополучно закончилось, весь этот несостоявшийся роман быльём бы порос, муровской сплетней канул в вечность… Не наступи 5 декабря 1985 года.

На это число — пятый день рождения сына Всеволода — у Мерина, как назло, выпало ночное дежурство.

Накануне поздно ночью он привёз домой купленный заранее по великому блату складной велосипед. Дорого, но что поделаешь — пять лет всё-таки, юбилей, совсем взрослый мужчина, побрякушкой какой не отделаешься. Не поймёт. Да и мечтал сын о таком транспорте уже как минимум половину своей сознательной жизни. Так что родители, посовещавшись, решили ужаться с другой статьёй бюджета, а на подарке не экономить. Сверкающий никелем двухколёсный красавец был приобретён задолго до торжественного дня и всё это время хранился в квартире у бабушки Лидии Андреевны, чтобы — не дай бог — сюрприз не раскрылся раньше времени.

Утром 5 декабря Мерин строго по инструкции привёл транспортное средство в состояние торжественного выезда, поставил рядом с кроватью сына и все трое — Вероника, Лидия Андреевна и он сам — с нетерпением стали дожидаться пробуждения юбиляра.

Лидия Андреевна при этом волновалась больше всех: она нервно ёрзала в кресле, чаще обыкновенного пользовалась носовым платком, у неё заметно подрагивали руки и голос. Впрочем, поначалу никто на это особого внимания не обратил: мало ли, волнуется бабушка в ожидании первой реакции любимого внука при виде воплощения своей давней мечты. Понятное дело. Все волнуются. Тайна необычного поведения Лидии Андреевны раскрылась позже.

Виновник торжества с пробуждением долго тянуть не стал. Он дал возможность родственникам насладиться несколькими минутами сладкого ожидания и распахнул лукавые глазёнки. От счастья рот его растянулся от одного уха до другого.

— Ах-х-х-х, — вдохнул он в себя воздух. — И правда, какой красивый! А ты, бабуся, говорила — розовый. Он же красный!

На какое-то время все замерли.

Мерин уехал из дома, не попрощавшись с тёщей.

Вероника заперлась в спальне и не отвечала на слёзные призывы матери.

Лидия Андреевна, поплакав с часок, отбыла восвояси.

Больше всех в тот день пострадал юбиляр: никто с ним не гулял, никто не знакомил с азами вождения двухколёсного чуда.

День рождения был необратимо испорчен.

Тем же вечером секретарша Шура встретила Мерина в коридоре МУРа, махнула ручкой на прощание:

— До свидания, Игорь Всеволодович, счастливо отдежурить. А что так рано? Семи нет.

— Да так… — Мерин глупо улыбнулся, — дома не сидится…

— Что-то случилось? — в глазах Шуры блеснул огонёк. — Может быть, я чем… смогу…

— Да нет, спасибо большое, ничего не случилось, так, ерунда…

— И всё-таки? Я вижу.

— Тёща достала, — неожиданно для себя признался Мерин. — Глупость в общем-то. Просто не ожидал от неё такого. С утра, как ушёл, так и мотаюсь по городу, видеть её не могу. — И он вкратце рассказал Шуре о предательстве Лидии Андреевны.

— И только-то? — умилилась секретарша. — Обидели бедного. Мало того что дежурить в день рождения сына заставляют, так ещё и языки за зубами держать не умеют. Беспредел да и только. Я могу чем-нибудь…, — ещё раз предложила свои услуги Шура.

— Спасибо. Просто настроение поганое. Пройдёт.

— А то смотрите, у меня оно тоже не «ах». Вместе бы и поправили, настроение-то. Нет? — И поскольку глупая улыбка с лица Мерина вмиг слетела, она громко рассмеялась. — Ну что вы так испугались, Игорь Всеволодович? Я ведь ничего такого вам не предлагаю. Я ведь… — Шура хотела сказать ещё что-то, но передумала. — Ладно, пока. — И, уже отойдя на несколько шагов, обернулась: — Вы хоть выпить-то за здоровье сына успели?