Ни телевизора, ни радио, ни газет не было. Не было никакой связи с внешним миром. На следующие два года Паксе должен был стать нашим домом. Мы часто смеялись, что, начиная с самого низа, мы могли лишь подниматься наверх. Мы думали, что нас ждет долгий карьерный путь и долгая совместная жизнь.

Показав нам дом, Карл предложил сходить на базу и познакомиться с коллегами. Выходя из дома, мы не закрыли дверь на ключ, потому что замка на двери не было. Снова пересчитав все ямы на дороге, мы остановились на первом парковочном месте под зеленым навесом. Когда мы вошли в маленькую приемную, из-за стола вскочил улыбчивый молодой лаосец, с которым Карл поздоровался по-лаосски:

— Са-бай-ди.

Парень был типичным лаосцем — кареглазый, с темно-каштановыми волосами и дружелюбной улыбкой. Вопреки моим ожиданиям, на нем была не военная форма, а белая рубашка и темные брюки.

Миновав еще одну дверь, мы оказались в комнате отдыха с диванами, а затем прошли по узкому коридору до первой двери направо, где Карл остановился и нажал несколько кнопок на маленькой коробочке возле дверной ручки. Замок щелкнул, щеколда сдвинулась, и Карл открыл дверь. Я впервые увидела шифрозамок. Обычно на таких замках в ряд расположены четыре-пять кнопок, при нажатии на которые в верной последовательности замок открывается.

За дверью оказался центр поддержки командования. Нас встретил человек, который станет моим первым и лучшим другом, а также моим первым начальником в Паксе. Его звали Мак. Он работал в финансовой службе и многое рассказал мне о ЦРУ и реалиях жизни в полевых условиях. Следующий, с кем я познакомилась, был начальник центра поддержки Дик, который был приветлив, но сдержан. Когда он спросил меня, понравился ли мне дом, само собой, я ответила да. Я понимала, что это верный ответ, особенно в присутствии Карла. В центре также работал Джо, он же Сомсак, который руководил материально-техническим снабжением. Он просто улыбнулся и пожал мне руку. Сомсаком его называли, потому что таково было его лаосское кодовое имя. Все американцы обязаны были использовать при радиопереговорах кодовые имена: Джон стал Тамаком, Леон — Камсингом, Билл — Ноем, Дик — Раттаной, а Том — Ханом. В разговорах друг с другом они тоже называли друг друга лаосскими именами.

Мы вышли обратно в комнату отдыха, откуда Карл провел нас наверх, повернул налево и открыл еще один шифрозамок. Как я впоследствии узнала, шифры были разными. Каждому замку полагался свой шифр. Мы вошли в святая святых отделения ЦРУ в этом маленьком городе на юге Лаоса. На самом деле мы оказались в кабинете, где в кабинках с панельными стенами стояли разномастные столы. Нас встречали приятные, приветливые люди.

На втором этаже слева от лестницы находился отдел связи. Верхние створки голландской двери обычно держали открытыми. На них связисты прикрепляли новостные сводки и результаты спортивных матчей. Именно в этом отделе стояло самое важное коммуникационное оборудование, работали связисты, по электронным каналам отсылавшие зашифрованные сообщения из Паксе во Вьентьян, где находилось командование операциями на территории Лаоса, а также в штаб-квартиру. Чтобы войти в голландскую дверь, нужен был такой уровень допуска, который я так и не получила в Паксе. Впрочем, мне ни разу не понадобилось войти в отдел связи.

Встречая все новых людей, я поняла, что всем новичкам здесь рады, потому что они могут рассказать, что нового дома, то есть в штаб-квартире. Кроме того, новичков можно привлечь на свою сторону в местных спорах. Мы пришли к выводу, что лучше всего держать ухо востро, не вмешиваясь в партизанские столкновения. Сохранять нейтралитет и поддерживать хорошие отношения со всеми, ведь народу здесь и так слишком мало.

Пока мы знакомились с людьми, я все гадала, как мне запомнить их имена и понять, кто чей муж или жена. Само собой, я переживала зря. Я узнала их даже слишком хорошо. Как я уже сказала, вечеринки вдвоем всегда были лучшими.

Прямо по коридору в комнате с массивной дверью находилось хранилище, которое ничем не отличалось от обычного банковского. Я увидела там сейфы, стоящие вдоль задней стены. Это хранилище стало моим владением, моим личным царством. Когда мы проходили мимо, я заметила на столе справа большой рулон коричневой бумаги. В такую же бумагу мой папа упаковывал рождественские подарки. Как ни странно, эта маленькая деталь, даже вырванная из контекста, помогла мне почувствовать себя как дома.

Я познакомилась с Джерол, женой Тома, которая также последовала за ним по делам службы и теперь работала на базе по контракту, предполагавшему оплату за фактически отработанное время. Мне предложили такой же контракт, в основном потому, что он не давал никаких льгот, позволял оплачивать мой труд по минимальному, четвертому разряду и не сулил никакого карьерного роста. Как и Джерол, я работала на полставки с понедельника по субботу и после обеда всегда была свободна. Впрочем, жизнь за пределами штаба была не слишком интересной: я читала, ела, пила, шила одежду и ходила на простенькие местные рынки.

Когда экскурсия закончилась, Джерол предложила мне меня зайти после обеда к ней в гости, а потом они вместе с Томом пригласили нас с Джоном на ужин. Итак, у нас уже появились планы и потенциальные друзья. В первое же утро Джон закружился в водовороте рабочих дел, а я вернулась домой, чтобы распаковать вещи, но очень быстро управилась с двумя чемоданами. Мне стало одиноко в моем лаосском доме, но Джону явно было чем заняться. Я гадала, смогу ли вообще найти себе достойное занятие здесь.

Штаб мне не понравился, а секретарская работа, которую мне предложили, в прошлом выходила у меня не слишком хорошо. Я улыбнулась, вспомнив свой опыт работы секретарем в Университете Северной Каролины в Чапел-Хилле, где училась в магистратуре в 1969 году, пока мы с Джоном еще не были женаты и он служил во Вьетнаме.

Чтобы получить должность секретаря в университетском медицинском училище, мне пришлось пройти собеседование, на котором интервьюер сказала, что я провалила тест на качество печати, не дотянув до необходимого минимума. Но она явно хотела как можно скорее найти человека на должность секретаря на полставки, поэтому любезно предположила, что раньше я печатала только на электрических машинках, а тест мне пришлось проходить на механической. Я кивнула. К счастью, она не видела, что в первый день работы я никак не могла понять, как включается машинка IBM Selectric, у которой кнопка пуска была спрятана снизу, в переднем правом углу.

Моя работа заключалась в том, чтобы перепечатывать конспекты лекций медицинского училища, и это казалось мне ужасно интересным. На машинках не было возможности удалять или заменять напечатанные символы — в моем распоряжении были лишь километры корректирующей ленты и десятки литров корректирующей жидкости. Я работала шестнадцать часов в неделю, получая два доллара в час, и жила на эти деньги. Хотя на этот раз мне сулили зарплату повыше, я не спешила вернуться к рутинной секретарской работе. Но других предложений у меня не было.

Около трех часов в первый же день за мной зашла Джерол. Со свойственной ей чуткостью она поняла, что мне одиноко. Мы пошли к ней в гости. Ее лаосский дом ничем не отличался от нашего и находился прямо за углом. Он был обнесен белым заборчиком, который казался неуместным. Полагаю, этот забор был попыткой придать жилому кварталу сходство с типичным американским пригородом на благо детям, которых теперь на базе не осталось.