Позже тем же летом белым заборам нашлось применение. Одним воскресным днем мы собрались на теннисном корте посмотреть, как наши друзья Прю и Дик побеждают другую пару в оживленном матче. Обрадовавшись победе, Прю попробовала перепрыгнуть через сетку. Зацепившись за нее, она упала на колено и явно повредила его, потому что подняться уже не смогла. Чтобы зафиксировать колено, ей к ноге приладили две оторванные от забора доски, после чего Прю увезли на самолете в соседний военный госпиталь на рентген. Она сломала коленную чашечку. Любопытно, что несчастный случай Прю стал для меня благословением: каждый день я навещала ее, выполняла мелкие поручения, узнавала ее все лучше и выясняла, какова на самом деле жизнь в Паксе. Мы стали близкими подругами, и она многое рассказала мне о том, каково быть женой сотрудника управления.

Дом Джерол и Тома был украшен лаосскими и тайскими безделушками, которые они собрали за год, проведенный на базе. Крыльцо на первом этаже они превратили в гостиную, где мы и расположились с бокалами ледяного дайкири. У меня поднялось настроение. Джерол поделилась со мной пикантными историями, пояснив, кто есть кто в ее штабе. Пока мы пили коктейли, она приготовила ужин. Мужчины пришли ближе к девяти вечера. Я поверить не могла, что уже так поздно.

За ужином Джерол и Том говорили о ведущихся спорах о том, где нам следует жить. Очевидно, они не хотели перебираться на другой берег реки, дальше от аэропорта, потому что Том считал аэропорт лучшим эвакуационным пунктом в случае нападения Вьетнамской народной армии (ВНА) на Паксе. Карлу же аэропорт виделся основной целью вражеской атаки, что подтверждалось минометным обстрелом аэропорта прошлой весной, когда снаряды разрывались со всех сторон, то улетая слишком далеко, то не достигая цели. Том сказал, что Карл собирался выдвинуть всем ультиматум. Предложить каждому либо переехать, либо покинуть базу. Карл был главным, и у других не было права голоса. В конце концов все супружеские пары, включая нас с Джоном, Джерол с Томом, Лору с Роджером и Элси с Джимом, переехали на новое место, а холостяки остались на базе возле аэропорта. Считалось, что в случае чего они смогут держать оборону, не отвлекаясь на защиту своих семей.

Из дневника Джона:

30 июля 1971 года

За ужином говорили о прошлой эвакуации после ракетной атаки на Паксе в мае [1971 года] и возможности нового нападения. Все дома на базе оборудованы бункерами, и люди спят, держа на тумбочке аварийную радиостанцию. Было решено, что семьям будет безопаснее на северном берегу реки Седонг, куда можно перебраться по однопутному мосту. Несколько выбранных домов американизировали. Некоторые пары противились такому решению, утверждая, что база безопаснее и ближе к аэродрому на случай эвакуации по воздуху. Контраргумент заключался в том, что аэродром всегда подвержен нападению, а следовательно, все живущие рядом с ним пребывают в опасности, особенно в случае недолета снарядов или неточной стрельбы. При прошлом обстреле стрельба велась так неточно, что снаряды падали по всему Паксе, на обоих берегах Седонга. Переезжающие на северный берег утверждали, что теперь им предстоит жить на подступах к городу, на пути у противника. Холостяки ничего не говорили. Они остались на базе. В итоге все семьи переехали, но споры так и не разрешились, поскольку противник больше никогда не устраивал обстрел.

Поев, мы еще выпили, и наконец мы с Джоном вернулись к себе. Было уже за полночь. Наш первый день выдался долгим. Помню, как я сказала Джону, что почувствовала себя брошенной, когда он оставил меня одну. Он ответил, что я к этому привыкну. Он объяснил, что такова специфика работы в полевых условиях. Постоянные задержки, семидневные рабочие недели. И он был прав.

Через неделю мне оформили допуск низшего уровня, чтобы я могла приступить к работе на полставки. Меня определили в центр поддержки командования, к Маку. Он давал мне на перепечатку длинные списки цифр из финансовых реестров и требовал абсолютной точности. Мак также научил меня находить неизбежные ошибки в столбцах напечатанных цифр.

Нам предписывалось ежемесячно проводить аудит, поэтому мы каждый месяц пересчитывали лежавшие в хранилище кипы, а их были целые миллионы. Когда я приехала в Лаос, официальный обменный курс составлял 500 кипов к одному американскому доллару, но затем он опустился до 1000 кипов за доллар. Отправляясь за покупками при такой экономике, мы в буквальном смысле брали с собой целую сумку кипов. Расплачиваясь кипами с местными лаосскими войсками, Мак клал пачки кипов в коробки и отвозил их на пикапе к месту дислокации. Эти дни ему явно не нравились, потому что ему приходилось брать личный пистолет. Мак часто говорил мне, что терпеть не может оружие, и я разделяла его чувства. Признавая, что мы живем в зоне военных действий, мы с Маком предпочитали оставаться в глубоком тылу.

Мак многое рассказал мне о нашей миссии в Лаосе. Он помог мне понять, что лаосское отделение играет важную роль в американской военной операции во Вьетнаме, хотя мне порой и казалось, что мы занимаемся пустяками. Он пояснил, что на юге Лаоса работает около двух десятков офицеров ЦРУ, которые препятствуют снабжению противника из Южного Вьетнама боеприпасами и пополнению его личного состава. Они обеспечивали необходимое боевое охранение для огромного американского контингента в Южном Вьетнаме. Я начинала понимать, как ЦРУ работает в таких местах. Ставка делалась не на численность, а на грамотное использование ограниченных ресурсов, что оказывало гигантское влияние на ход войны. Джон говорил мне, что гордится миссией в Лаосе, потому что американская армия бросила бы на выполнение тех же задач многие тысячи человек, а ЦРУ ограничивалось несколькими умелыми, преданными делу офицерами. Пояснения Джона и Мака казались мне вполне разумными.

22 июля 1971 года

Второй день на работе — хотя бы частично. Тыкаюсь повсюду носом, как слепой щенок. Интересуюсь, задаю вопросы. Еще не в гуще событий, но хотя бы на верном пути. Инструктажи пройдены. Съездил с Ноем на его участок. Действия ведутся малыми группами, как во Вьетнаме. У меня на глазах лаосские солдаты выбегали из вертолетов, прямо как я сам всего несколько лет назад. Противоречивые чувства. Хотелось бы быть там, а не здесь, хотя порой мне туда совсем не хочется. Вернулся в Паксе. Все спокойно. Получил джип в пользование на три дня. Мы с Марти проехались по Паксе. Она все хорошо воспринимает, хотя в спальне хранятся М-16, 9-миллиметровый пистолет и тревожный чемодан. Вечер провели вдвоем. Как чудесно быть вместе.

Вскоре я узнала, что есть разница между офицерами военизированных операций (ВО), или спецназовцами, и офицерами внешней разведки (ВР). Офицеры ВР занимались классической оперативной работой, вербуя местных шпионов, которые доносили им информацию о действиях Вьетнамской народной армии. Хорошие шпионы затем внедрялись в местное правительство и лаосскую коммунистическую организацию “Патет Лао”, благодаря чему ЦРУ оставалось в курсе распределения сил в регионе. Оперативники тайно встречались со своими агентами и платили им за информацию. Я не знала, какова относительная ценность источников, и не участвовала в обработке получаемых сведений, но агенты нередко вешали всем лапшу на уши.