— Я очень рад вашему приглашению. Я всегда любил этот дом и соскучился по Тамако. Она теперь такая взрослая и настоящая красавица.

— Да. Я вижу, вы уже поговорили. — Хирата вздохнул, и Акитада снова обратил внимание на его усталый вид.

Профессор всегда был жилистым и сухопарым; длинный нос и тоненькая бородка клинышком лишь подчеркивали сильно выступающие скулы, но сегодня он казался почти совсем седым, и две глубокие складки залегли по обе стороны рта.

— Боюсь, я был слишком резок с бедняжкой, — сказал Хирата. — Но не мог же я позволить себе навалить на ее плечи такую тяжесть. Видишь ли, я и сам, похоже, не способен тут разобраться, поэтому, помня о нашей дружбе, пригласил тебя, чтобы спросить твоего совета.

— Вы оказываете мне большую честь своим доверием.

— Тогда слушай. Я расскажу, что произошло. Ты, наверное, помнишь, что раз в месяц по вечерам мы собираемся для молитв в храме Конфуция? Все преподаватели университета одеваются по этому случаю торжественно. Днем, во время занятий и лекций, наши парадные костюмы висят на крючках в передней, и мы облачаемся в них только перед началом церемонии. Помнишь комнату, о которой я говорю? — Акитада кивнул. — В тот вечер меня задержал один студент, и я очень спешил, поэтому, почти не глядя, накинул на себя парадное кимоно и присоединился к церемонии. В середине службы я почувствовал у себя в рукаве что-то шуршащее, пощупал и нашел за отворотом бумажку. В темноте я не мог прочесть ее, поэтому принес с собой домой.

Хирата встал и подошел к одной из полок. Из лакированной шкатулки он извлек узенький листок бумаги и дрожащей рукой передал его Акитаде.

Тот разгладил скомканную бумажку. На ней красивым, но ничем не примечательным почерком было написано следующее: «Пока люди вроде тебя берут от жизни все, другие не знают, чем наполнить пустой живот. Если хочешь сохранить свою вину в тайне, плати долги! Предлагаю начать с тысячи».

Акитада взглянул на профессора:

— Насколько я понимаю, кто-то из ваших коллег стал жертвой шантажа.

— Спасибо, мальчик мой. — Хирата неловко улыбнулся, явно нервничая. — Да. Только к этому заключению мне и удалось прийти. Боюсь, один из преподавателей совершил серьезный… проступок, а кто-то другой вымогает у него деньги в обмен на молчание. Мало того, что двое моих коллег, как оказалось, не соответствуют высоким моральным принципам, кои нам всем надлежит внушать нашим студентам. Ужас еще и в том, что это дело может получить огласку. Наш университет теперь в опасности.

— Вы удивляете меня.

Хирата нервно поерзал.

— Да. Мы уже и так теряем студентов, многие переводятся в частные заведения, и нам сильно урезали фонды. Любой скандал чреват закрытием университета. — Он посмотрел на свои крепко стиснутые руки и тяжело вздохнул. — С того самого момента я постоянно думаю о том, как выйти из этого положения. Теперь я возлагаю все надежды на тебя. Ты всегда легко справлялся со сложными задачами. Если бы тебе удалось выявить шантажиста и его жертву, я разобрался бы в этом деле, и репутация университета не пострадала бы.

— Полагаю, вы преувеличиваете мои скромные способности. — Акитада разложил листок перед собой. — Вам не знаком этот почерк? — Хирата покачал головой. — Я так и понял. Почерк и впрямь не примечательный. И все же эту записку не назовешь каракулями безграмотного. Сразу видно, что автор образован. Мог ли студент написать такое?

— Трудно сказать. Студенты никогда не заходят в это помещение. А насчет почерка ты прав, он действительно ничем не примечателен. Только ведь его могли и подделать.

— Да. Хм-м… Для человека среднего достатка тысяча — большая сумма, а ведь предполагается, что это только первая выплата. Какое бы должностное преступление ни совершил этот человек, оно должно быть довольно серьезным, если стоит ему таких денег. Кто из ваших коллег способен заплатить столько?

Профессор задумался.

— Понятия не имею. Знаю только, что сам с трудом достал бы такую сумму.

— А что вы уже предприняли?

— Да почти ничего. Не мог же я спрашивать всех подряд, не подвергались ли они шантажу. — Хирата провел рукой по изборожденному морщинами лицу. — Как это все ужасно! Я ловлю себя на том, что смотрю теперь на своих коллег с подозрением и каждый день жду чего-то страшного. Когда же растерянность моя дошла до предела, я вспомнил о тебе. Видишь ли, я знаю этих людей слишком давно, и мне трудно судить о них непредвзято. А ты, как человек посторонний, возможно, составишь о них свежее мнение.

— Но не могу же я ни с того ни с сего начать слоняться по университету, приставая к людям с бесцельными вопросами.

— Нет-нет! Мы могли бы поступить иначе. Разумеется, ты не можешь просто так тратить на это время. У нас есть свободная ставка помощника профессора права. Она появилась три месяца назад и пока пустует. Все сложится очень удачно — ты станешь моим помощником, и мы сможем регулярно общаться, ни у кого не вызывая подозрений. Скажи, мог бы ты взять у себя на работе короткий отпуск и поступить к нам приходящим лектором? Конечно, не бесплатно.

Акитаде вспомнилось его министерское рабочее место с горами пыльных свитков и кислым лицом его непосредственного начальника министра Соги. А тут представляется возможность удрать от ненавистных архивов, и не просто удрать, а попытаться разгадать какую-то таинственную историю, получив к тому же за это вознаграждение.

— Да, — сказал он. — Смог бы. Только с условием, что министр даст разрешение.

Усталое лицо Хираты просияло.

— Это я почти готов гарантировать. Ох, мой милый мальчик, ты не представляешь, какое я испытал облегчение! Ведь я окончательно зашел в тупик и совсем не знал, что делать. Если мы пресечем этот шантаж, университет худо-бедно еще выпустит несколько поколений.

Акитада внимательно посмотрел на своего старого друга и учителя.

— Но только вы ведь знаете, — нерешительно сказал он, — что я не смогу, если понадобится, скрыть улики.

Хирата пришел в замешательство.

— О да, конечно… Я понимаю, о чем ты. Разумеется, ты совершенно прав. Какое неловкое положение! И все же нам следует что-то предпринять. Ты должен поступить так, как считаешь нужным. Я-то ведь вообще не понимаю, что происходит.

Наступило короткое молчание. Акитада задался вопросом, не слишком ли быстро профессор согласился. И не произнес ли он с каким-то особым ударением слова «не понимаю»? Наконец Акитада с едва заметной усмешкой сказал:

— Ну что ж, постараюсь, только боюсь, преподаватель из меня никакой. Советую вам определить ко мне самых нерадивых студентов, иначе весь наш план быстро рухнет.

Хирата оживился.

— Ошибаешься, мой милый мальчик! — радостно воскликнул он. — Ты был моим лучшим учеником и с тех пор приобрел еще столько практических знаний, сколько мне и не снилось.

В этот момент кто-то тихо поскребся в дверь.