Зайдя домой, чтобы переодеться и взять нехитрый хозинвентарь, я отправилась на кладбище, здраво рассудив, что мне будет куда легче, если уберу сегодня. А завтра уже устрою поминки для тетиных подруг.

Заклеив ранку полоской очень кстати завалявшегося в сумке бактерицидного пластыря, я сгребла остатки венков и превратившиеся в сухие веники пучки дубков. Вот и все. Я остановилась напротив тройной могилы. Когда-то очень давно тетя Маша, мамина родная сестра, как будто предвидя такие события, забронировала землю под тройное захоронение. А отчим заранее поставил памятник. Один на троих. Жуткое это было зрелище. Не знаю, как у тетки хватало нервов смотреть на пустую могилу, ждущую ее. Но, когда тети Маши не стало, я оценила предусмотрительность моих родственников.

И вот теперь, стоя на стылом октябрьском ветру, я смотрела на свою семью. Когда-то у меня была мама. Я ее не помню. Знаю только по фотографиям. Она умерла, когда мне едва исполнилось пять лет. И только недавно, после смерти тети Маши, разбирая старые документы, я узнала, что маму убили. Жаль, теперь уже не у кого спросить за что. И почему. Тетка, наверное, знала. Но всю жизнь молчала. Только губы поджимала, когда я спрашивала о маме или папе. О родном отце я не знаю вообще ничего. Даже его имени. Наверное, его зовут Иван. Если судить по моему отчеству. Но мне почему-то кажется, что это не так.

Дядя Толя, мой отчим, женился на маме, когда мне исполнилось полтора года. Он всегда очень хорошо ко мне относился. Приносил мелкие подарки и гостинцы, возвращаясь с работы. Баловал, как умел. Помогал с уроками, когда я стала постарше. Подсказывал, учил всему, что знает сам. После смерти мамы женщин в его жизни не было. Почему, мне не известно. И сейчас, спустя пятнадцать лет после его смерти, я не могу понять, почему всегда считала его отчимом. Почему никогда не пыталась хотя бы в мыслях назвать его папой. Почему он так и не стал для меня родным. Одни сплошные «почему». И ответ я уже вряд ли узнаю. Дяди Толины родственники после его смерти буквально выставили меня на улицу, забрав квартиру и машину. И мотивируя это тем, что я им никто. Дядя Толя так меня и не удочерил. Несмотря на то, что всю жизнь, до самой смерти, заботился только обо мне.

Отчим был милиционером. Однажды вечером на нас с ним напали какие-то подонки. Дядя Толя сумел меня отбить. Ценой своей жизни. А я долго валялась в больнице с травмой головы. И до сих пор не могу вспомнить точно, что же случилось тем роковым вечером.

После его смерти я оказалась на окраине нашего городишки. В доме маминой сестры. На обрыве над речкой. Первые годы, когда я только переехала на Озерную улицу, будучи еще подростком, я часто и подолгу простаивала за домом, опираясь на низенький заборчик. Сразу за забором начинался крутой обрыв.  Внизу берег речки со скромным пляжем. Его даже местные не использовали. Слишком сложно было спускаться вниз. Тетя Маша однажды мне рассказала, что раньше были ступени, ведущие вниз, на пляж. Но после одной особенно снежной зимы, когда начал бурно таять снег, на берег устремился сильный поток талой воды, стекающей со всей улицы. И в одну ночь ступеней не стало. Теперь на том месте сломанными зубами из земли торчат камни. Остатки лестничных ступеней. Подмытая земля ненадежна. За пару лет до моего переселения на Озерную улицу, на бывшей лестнице свернул себе шею тетин сосед-пьянчуга. А в первый год моего проживания тут сорвался вниз и сильно покалечился какой-то молодой парень. С тех пор туда никто не ходил. Так что берегом и рекой я могла любоваться только сверху. Хотя, по правде говоря, особо любоваться было нечем. Только поздней весной и ранним летом покрытая зеленью и дикими цветами земля внизу выглядела привлекательно. Позже все выгорало от жары. А зимой и осенью туда даже смотреть было жутко. Но чем-то меня это место влекло. И я часто и подолгу, до полного промерзания, стояла у ограды, глядя вниз. Или на свинцово-серое небо.

Окончательно продрогнув на холодном осеннем ветру, я подобрала свои вещи и побрела к выходу с кладбища.

В конце октября сумерки наступают рано. Пока я добралась до города да зашла в магазин, на улицах уже зажглось освещение. А мне еще почти пять кварталов вниз. И на последних двух уличного освещения не было, кажется, со дня основания города. Местные все ходили с фонариками. Романтика. Особенно, когда в руках тяжелые сумки. Фонарик хоть в зубы бери.

Ночь наступила внезапно. И, как всегда, в самый не подходящий момент. Едва я только покинула освещенную зону улицы. Вот только что еще было видно, куда я ставлю ноги. В следующий момент налетел пронизывающий, злой какой-то, ветер. Дернул за волосы. Недовольно прошелся по моей старенькой куртке.  Бросил в лицо пригоршню дорожной пыли, заставив зажмурится. А когда я открыла глаза, вокруг была непроглядная темень.

Я растерянно остановилась. Где-то впереди слабо мерцали несколько огоньков – освещенные окна в домах. Все остальное тонуло в глубокой и неподвижной, какой-то вязкой, тьме. Только ветер вымещал свою злость на ветках уже оголившихся деревьев.

Со вздохом поставив пакеты с продуктами на дорогу, я полезла за фонариком. Но сегодня определенно был не мой день. Сначала заело молнию на сумке. Я минут пять ее дергала в безуспешных попытках добраться до заветного источника света. Пока строптивица не поддалась и не позволила вынуть фонарик. Я поспешила его включить. Не смотря на довольно ранний час, в полной темноте было жутковато. Нажимая на кнопку, я позволила себе помечтать, что кто-то из соседей прямо сейчас будет идти мимо меня домой и предложит свою помощь и компанию. Ага, как же. Так мне и повезло.

Наконец, кругляшок электрического света от включенного фонарика весело затанцевал на дороге под противный свист осеннего ветра. Мне как-то сразу стало легче. Ненавижу темноту осени с того самого вечера, когда не стало отчима!

Облегченно вздохнув, я потянула за язычок проклятой молнии. Скорее закрыть сумку, пакеты в зубы и домой! Дома уют и безопасность. Чай, плед и не дочитанная книга. Вчера пришлось бросить на моменте, когда Кэтрин пошла на свое первое дело с Кости*. Было уже поздно. И я с трудом оторвала себя от книжки, понимая, что если не брошу сейчас, то наутро рискую проспать на работу. Лучше бы проспала. Работу все равно потеряла. А так хотя бы книгу дочитала.

В нетерпении я снова и сильнее дернула заклинившую молнию, другой рукой придерживая одновременно и сумку, и фонарик. Электрический луч весело отплясывал ламбаду.

Моя поспешность привела к катастрофе. Я не поняла толком, как это случилось. Но из-за чрезмерного усилия, приложенного к молнии, пальцы вдруг соскользнули с сумки. Рука по инерции дернулась в сторону. А фонарик, описав сальто и на секунду ослепив меня лучом, упал прямо на камни у обочины. Раздался хруст. Свет погас.

Несколько секунд я стояла в оцепенении, пытаясь осознать размеры катастрофы. В полной темноте и на ровном асфальте не особо безопасно. А тут неровная грунтовая дорога с уклоном к берегу. Еще и посредине проходит промоина от стекающей с верхних улиц дождевой воды. Свернуть шею – раз плюнуть.

*Имеется ввиду книга Джанин Фрост, первая из серии книг «Ночная охотница»