– По-хорошему нужно проделать отверстия в досках для более надежного закрепления, но раз ты ограничен во времени… Я правильно понял, что печатные формы останутся у меня, а тебе нужна только первая гравюра?

– Да, мастер Такэда.

– Ну что же начнем. Так, у нас осень… Какой цвет для неба?

Синдзи задумался. Внезапно шепот стал громче, а потом прозвучал совершенно явственно голос госпожи Асакавы: «Осеннее небо – светло-серый с переходом к бледно-голубому».

– Согласен. Листья будет хорошо видно. Неплохо, Синдзи.

Резчик нашел в себе силы лишь кивнуть – он был в ужасе и замешательстве от осознания того, что призрак только что говорила через него. Такэда начал методично наносить краски на доску, потом взял лист бумаги и опытной рукой легко положил его на доску, попав точно в размер. После этого он взял в руку барэн15 и прошел им по листу, прижимая бумагу к доске. Закончив это, Такэда снял лист с печатной формы и оценил его. Удовлетворенно хмыкнув, мастер показал его Синдзи. Над еще не созданным садом теперь было пасмурное, неглубокое небо.

Следующие часы прошли в напряженной работе. На листе появлялось все больше цветов. Синдзи впал в отрешенность и не мог даже для себя решить, сам он определяет цвета или ему их подсказывает призрак. Мастер Такэда взял в руки последнюю доску. «Те подхваченные ветром листья справа – самый красный цвет, на который ты способен!»

– Ты же понимаешь, что листьев такого цвета не бывает?

– Оцените, как они будут смотреться, мастер Такэда. Очень уместно.

Такэда приблизил почти законченную гравюру к лицу и долго смотрел на нее. Была уже совсем глубокая ночь и света фонаря не хватало, чтобы разогнать тьму, поэтому мастер вынужден был щуриться. Наконец, он усмехнулся и произнес:

– А ведь действительно – ярко-красный здесь подойдет!

Мастер принялся в очередной уже раз наносить краску на печатную форму, но Синдзи не смотрел на него – он неотрывно следил за призраком, который свернулся калачиком на потолке и, казалось, уснул. Только распущенные волосы да пояс белого погребального наряда свисали почти до середины комнаты. Синдзи провел рукой сквозь волосы, а после этого поднес мозолистую ладонь к лицу. Порезов не появилось.

– Все! Вот это ночка, мастер-резчик! Давненько я так не работал.

Синдзи принял из рук мастера-печатника готовую гравюру и обомлел – это была лучшая работа госпожи Асакавы, это была его лучшая работа. Деревья в парке были готовы к смерти, а ветер был неумолим. Мир происходил. Резчик с трудом отвел взгляд от сада и посмотрел на потолок. Его надежды разбились – призрак был на месте и тоже смотрел на законченную работу.

– Спасибо вам, господин Такэда, за все. Как я и обещал, формы ваши. Позвольте только, я заберу гравюру.

– Конечно, как и договорились.

– Спокойной ночи, господин Такэда.

– Ага, спокойной… Синдзи, я увижу тебя еще?

Этот вопрос застал резчика уже в дверях. Он обернулся и ответил честно:

– Нет, господин Такэда, не увидите.

Когда Такэда подошел к двери, чтобы закрыть ее, на улице уже не было видно молодого резчика. Печатник хмыкнул и начал готовиться ко сну. У него болели глаза и ныла спина.

А Синдзи шел к морю. Он не особенно думал о своем маршруте, просто петлял по улочкам, медленно продвигаясь к берегу. Придя к ночному заливу, Синдзи устроился на камне. Нужно было исполнить одно простое дело. Резчику нужно было встать и войти в холодную воду, пойти, потом поплыть и уплыть настолько далеко, чтобы не вернуться.

Асакава устроилась на камне рядом с ним и наблюдала за Синдзи с некоторым интересом. Он снял с себя амулеты один за другим, и шепот навалился на него. Если бы Синдзи был самураем, он бы написал какое-нибудь стихотворение, но, к счастью, Синдзи самураем не был, поэтому мог обойтись без этого.

Резчик встал и направился к морю. Неожиданно из нечленораздельного шепота он смог выловить отчетливые слова: «Не надо, Синдзи…» Резчик обернулся на призрака и заглянул ему прямо в глаза. Госпожа Асакава тоже посмотрела на него, и в разуме Синдзи прозвучал вопрос: «Ты слышишь меня?»

– Да, госпожа, слышу…

Асакава бросилась к нему, широко раскинув руки для объятий, но пролетела сквозь резчика, подарив ему вместо тепла объятий лишь холодный порыв ветра в лицо. В разуме Синдзи же вновь прозвучали слова: «Слава Аматэрасу16, наконец-то ты меня услышал!..»

***

Я поднялся на холм,

Полон грусти – и что же:

Там шиповник в цвету!17

Синдзи с удивлением оглянулся вокруг – он успел позабыть, что в мире есть еще звуки, кроме шепота призрака. Теперь резчик наслаждался шумом моря и криком одинокой ночной птицы, звуками города, которые к ночи уменьшаются, но никогда не исчезают полностью. Резчик вернулся на камень и лег на его холодную поверхность. Госпожа Асакава зависла напротив его лица. Ее волосы проходили сквозь лицо и плечи Синдзи – только теперь он заметил, что это вызывает легкое покалывание.

Госпожа Асакава заговорила, и теперь это был не неразборчивый, невыносимый шепот, а вполне обыкновенный женский голос. Лишь небольшое эхо, которому здесь неоткуда было взяться, напоминало Синдзи о том, что на самом деле он очень далеко от призрака. Асакава произнесла:

– Спасибо, что услышал. Я уже несколько дней пытаюсь до тебя докричаться.

– Я заметил вас только прошлой ночью, госпожа.

– Да, я знаю. Я следую за тобой почти с самой кремации, но смогла обратить на себя внимание только вчера. Прости, что напугала.

Синдзи рывком сел. Госпожа Асакава перевернулась в воздухе вниз головой и снова оказалась лицом к лицу с резчиком.

– Почему вы преследуете меня, госпожа?

– Не знаю точно. Когда я только осознала себя духом, я испугалась и попыталась улететь высоко в небо. Я все поднималась и поднималась выше деревьев, выше храмов, потом выше холмов, наконец, я забралась так высоко, как не забираются никакие птицы и в этот момент почувствовала, что начинаю падать. Как будто кто-то притягивал меня за нитку, привязанную к руке. Что происходило потом, я плохо помню, но в итоге я оказалась на потолке твоей спальни. Я попыталась улететь вновь, но на этот раз нитка оказалась очень короткой и больно обожгла меня.

– Но почему я, госпожа?! Разве я разгневал вас чем-нибудь? Почему вы вернулись духом именно ко мне?

Призрак закрыла лицо руками, потом оторвала их от лица и, оскалившись клыками, подобными клыкам змеи, прошипела:

– Ты что думаешь, что я сама