Огюст оказался настолько мил, что сам приехал в Руасси, долго целовал ей руки, бормоча нежные слова. Когда раскрылась дверь его «пежо», Элен чуть не задохнулась от аромата цветов, которыми было завалено всё заднее сиденье.

– Огюст! Я польщена, но, право, это лишнее…

– Нет уж, позволь мне выразить свои чувства хотя бы так… – и уже усевшись на сидение водителя, продолжал: – Сейчас поедем в «Риц», апартаменты класса «люкс» для тебя готовы, всё оплачено вперёд на месяц, а вечером…

– Я хотела бы побывать у «Максима». Помнишь, в «Триумфальной арке»? Ах, как приятно было бы окунуться в атмосферу прошлых лет!

Огюст был слегка разочарован – видимо, уже забронировал столик в каком-то более шикарном ресторане.

– Ох, Элен! Ресторан уже совсем не тот, что прежде… Впрочем, твоё слово для меня закон. Если там не понравится, отправимся в другое место. Ну а пока едем, расскажи, с чем к нам пожаловала.

Такой переход от комплиментов и цветов прямо к делу Элен вполне устраивал. Если рассказывать сидя в номере отеля, пришлось бы разыграть драматическую сцену, чтобы произвести нужное впечатление – пустить слезу, а то и закатить истерику. А тут можно изложить всё по-деловому, почти без эмоций. Это уже потом она даст волю чувствам, чтобы усилить требуемый эффект – тогда Огюст из кожи вон вылезет, но сделает всё, как надо.

Итак, Элен рассказала о том, как состряпали дело против Викулова и его сотрудников, как Балясников, не выдержав издевательств, свёл счёты с жизнью, выбросившись из окна, как на суде дело фактически рассыпалось, поскольку прокуратура не смогла доказать корыстного умысла подсудимых, и тем не менее суд вынес суровый приговор.

Огюст слушал молча, только время от времени выражал свои эмоции, мотая головой, словно бы не веря, что подобное возможно. Особенно потрясло Огюста то, что произошло с Балясниковым – руль дрогнул в его руках, машину занесло, но обошлось без огорчительных последствий. Когда Элен закончила рассказ, они уже подъехали к отелю «Риц», а разговор продолжили уже в номере. И тут у Огюста возник вполне естественный вопрос:

– И что же дальше? Неужели ничего нельзя поделать?

Было очевидно, что Огюст воспринял эту историю очень близко к сердцу, как будто в тюрьме оказался кто-то из его друзей, а не прямой конкурент в борьбе за любовь прекрасной дамы. Другой бы радовался на его месте, и попытка скрыть такую радость не ускользнула бы от её взора. Но нет, Огюст был совершенно искренен, и Элен поняла, что на него можно положиться.

– Видишь ли, Огюст, я ни перед чем не остановлюсь, чтобы добиться освобождения Егора, однако наши враги так сильны, что только безумец вступит с ними в открытую борьбу. Когда я навещала мужа в колонии, мы обсуждали разные планы, но все были отвергнуты, как нереальные. Ну а теперь выяснилось, что скоро возбудят новое дело против Егора, а меня могут привлечь как соучастницу…

– Негодяи!

Огюст вскочил на ноги и стал бегать по комнате, потрясая кулаками. Немудрено, что в его сознании эмоции опережали разум, однако Элен поспешила перейти к конкретике – подобные сцены не в её вкусе.

– Но вот сейчас забрезжил лучик света в тёмном царстве коррупции и лжи, – тут Элен сделала паузу и умоляюще посмотрела на Огюста. – Только обещай, что всё, что я скажу, останется между нами, не выйдет за пределы этой комнаты.

– Элен! Можешь не сомневаться, я всё сделаю, чтобы помочь тебе и твоему мужу.

– Тогда слушай. Недавно из России в Европу бежал банкир по фамилии Лехницкий. Говорят, что он замешан в каких-то махинациях. Его проблемы меня совершенно не волнуют, но вот что важно. Я сопоставила некоторые факты, и пришла к выводу, что Лехницкий может обладать компроматом на моего главного врага, того, кто добился осуждения Егора. Дело в том, что Егор раскопал какие-то тёмные его дела. Фамилии этого человека называть не стану, но поверь, это олигарх, близкий к высшим политическим кругам. Если удастся убедить Лехницкого дать показания против олигарха, тогда появится надежда, что дело против Егора будет пересмотрено. Словом, есть за что бороться.

– Элен! Можешь мной располагать!

– Но это может повредить твоему бизнесу в России…

– Да плевать! Так, кажется, у вас говорят… К тому же я не собираюсь действовать открыто.

– Официальные власти тоже не стоит подключать.

– Ни в коем случае! Я же понимаю, ты здесь на птичьих правах, и если дело получит огласку, тебя могут заподозрить бог знает в чём и депортировать…

– И тогда я попаду в российскую тюрьму.

– Не беспокойся, этого не допущу!

Вроде бы всё неплохо начинается. Только бы Огюст «в порыве страсти» не переусердствовал, не совершил ошибок, тогда всё коту под хвост. Элен понимала, что каждый шаг Огюста нужно контролировать, а для этого надо быть к нему поближе. К тому же статус туристки или беженки её не устраивал – нужно что-то более надёжное.

– Огюст! А не мог бы ты устроить меня в свою фирму на какую-нибудь мелкую должность? Так я бы чувствовала себя увереннее в незнакомой стране.

– Да без проблем! Оформлю тебе разрешение на работу, и назначу референтом по связям с моими партнёрами в России. Ну а фактически будешь заниматься тем делом, ради которого ты и приехала сюда.

Теперь можно было с дороги немного отдохнуть, чтобы вечером с новыми силами заняться поисками беглеца. Элен понимала, что нельзя полагаться только на Огюста – нужны новые знакомства, среди его приятелей может быть много полезных для неё людей. Поиски «информаторов» придётся начать с посещения «Максима», а уж затем наверняка последуют приглашения на светские рауты, презентации и прочее. Да при её-то внешности можно не сомневаться, что Элен привлечёт всеобщее внимание. Кто знает, возможно, тогда и удастся что-то нужное узнать, то есть напасть на след Лехницкого.

Глава 5. В надежде на удачу

Ну вот, побывали у «Максима». Если честно, то Элен была разочарована – роскошные интерьеры, позолота, но нет того ощущения, которое возникает, когда словно бы приобщаешься к истории. Таких заведений теперь немало, получше и похуже, в Гонконге и в Америке, но того, о чём писал Ремарк, нет и в помине. И сколько бы ни говорил Огюст о том, что здесь бывали Онассис и Брижит Бардо, от этого ничего не изменится. Увы, в прошлое нельзя вернуться, хотя бы для того, чтобы посмотреть, как люди