Той ночью Стивен долго смотрел телек, выискивая разрозненные тут и там пиксели, чтобы сковать себе из них броню от Зверюги. С помощью экрана было легко найти кучу моделей, но методы создания, как всегда, были скрыты. Его вырвало обедом в углу спальни, и пес это подъел. Падаль и желчь были для Пса священны после того, как они побывали внутри его хозяина; поедая их, он вбивал себе в голову, что станет человеком. Воздух до сих пор оставался кислым, перепонка в носу Стивена горела.

Люси поднялась наверх; под ее ногами скрипели доски пола, когда она откуда-то куда-то еще шла. Стивен мысленно представил, какую бы картину он увидел, если бы она была голой, а потолок стеклянным.

Он потрогал негнущимися пальцами живот, чтобы определить, нет ли в нем чего-нибудь твердого и ядовитого, что может быть причиной его ненормальности. Но нашел он только неясные очертания рабочего мяса, от прикосновения к которому вдруг вспомнил покачивающихся коров с мешковатыми, испещренными жилами внутренностями, болтавшимися на груди.

Он уставился в черный потолок, не в силах заснуть. Он слышал, как скрипят ржавые пружины на кровати Люси, и воображал, как ждет ее в двуспальной постели в просторной отделанной сосновыми панелями спальне и как она ложится к нему. Он ощутил, как прогибается матрац под ее тяжестью, как ее смуглая кожа слегка касается его, она прижимается к нему… и облегчение, которое приносит любовь.

Тут Пес залаял и прервал его грезы. Наверху было тихо, тело Стивена успокоилось под собственной пустотой.

И ночь все тянулась.

Завтрак был ужасен, он напоминал ужин. Зверюга стояла над ним, пока он пытался запихнуть это в себя, она брала его за голову своими кривыми руками и заталкивала еду ему в рот пальца если ей казалось, что он ест медленно.

— Стивен, я тебе сегодня ночью снилась?

Она прижалась ртом к его уху, от ее дыха исходило зловоние. Он слышал, как мокрота собирается у нее в глотке на задней стенке.

— Утром я обнаружила, что ты обкончал постель. Пес собрался было это подлизать, но передумал, когда я вошла в комнату. Сперма была бледенькая. Тебе надо больше кушать того, что готовит мама, эта дрянь потекла у меня по руке молоко. Мама ведь хочет, чтобы мы были сильными, да. Ей хочется, чтоб когда ты кончал, сперма была густой и вязкой. Кушай, кушай, сладкий мой, вот какие мы славные мальчики. Да глотай, вот, правильно.

Стивен отдернул голову и вытер лицо.

— Ты сука, ебнутая наглухо. Я не обкончался, и ты мне не снилась.

— Раз ты так настаиваешь. Но мне кажется, мама-то знает, что говорит.

Зверюга села напротив и принялась за свою порцию.

— Во, видишь? Не знаю, отчего ты бузишь. Я ем то же самое, что и ты. Что кушает мой мальчик, то и я. И поэтому мы с тобой на пару станем сильными, да ведь?

Она вытолкнула пищу изо рта через щербатые зубы, блестящей от слюны трубочкой вытянула губы, засосала обратно и проглотила.

— Тебе не хочется, чтобы я был сильный. Ты меня убиваешь этим дерьмом.

— Блин, Стивен, ради бога!

— Посмотри, что у меня с кожей, она серая.

— У всех мальчишек что-нибудь да не так с кожей.

— Мне, еб ты, двадцать пять лет.

Зверюга скрипнула зубищами.

— Я-то знаю, сколько тебе лет. Уж поверь мне, я считаю годы. Уже давно их считаю и вижу, как плодятся твои отвратительные привычки. Ты хоть знаешь, как от тебя несет, когда ты срешь?

Стивен задохнулся от ярости. Он жаждал убить ее, жаждал, чтобы его тело взорвалось и уничтожило эту кухоньку, которая душила его. Но тело этого не сделало. Оно сидело, парализованное заложенным в него от природы страхом что-то сотворить против этой жирной туши, и ничего не делало. Казалось, у него работает только рот.

— Как ты вообще можешь что-то чуять, когда у тебя между ног так воняет?

Зверюга треснула по столу и поднялась. Челюсти у нее тряслись, кулаки уперлись в жир на бедрах.

— Ах ты, сука! Мудак ты сраный! Как ты вообще что-то вякаешь про мою кровь? Моя кровь — это след от раны, нанесенной твоим появлением на свет. Она так и не зажила, Стивен, и пусть она идет, чтобы я никогда не забывала о кошмаре того дня. Ты нассал на меня, падла. Мне надо было тогда и убить тебя…

И все в таком духе, пока Стивен не выскочил из-за стола и не выбежал из квартиры.

Рабочие стояли толпой, курили и попивали кофе из пластиковых стаканчиков, пускали изо рта пар в охлажденный воздух перерабатывающего цеха. Балагурили, обсуждали женщин, чесали яйца, хватали товарищей за шею. Даже убивая время, они были гораздо более живыми, чем Стивен мог надеяться когда-нибудь стать.

Он сидел на своем табурете у дробильной установки и ждал, когда начнется смена. Рядом никого не было, и он засмотрелся на вентиляционные решетки, сделанные в нижней части стен, рядом с полом, задумался о том, что может быть за ними. Неподалеку у пресса для черепов Гамми капал масло на движущиеся части.

За две минуты до гудка шесть человек в ослепительно белых халатах важно промаршировали по цеху и, пройдя через шторы из пластиковых полосок, вошли в убойный. Их движения были энергичны и точны, они не имели ничего общего с другими рабочими. Это были боги, свободные от суеты и царящие в небесах, силы этого мира были им не указ. Стивен смотрел им вслед, пока не почувствовал чью-то мозолистую руку на затылке.

— Убойная бригада.

Он обернулся и обнаружил Крипса, который задумчиво провожал взглядом группу.

— Господи, красота-то какая…

Он бросил на Стивена строгий взгляд.

— С них начинается всё. Они создают то, с чем потом работают остальные. Они не заблуждаются насчет себя. Заглядывают внутрь и не боятся вытаскивать то, что там находят. Вот что бы ты нашел внутри себя, хотел бы я знать?

Рука скользнула с шеи к плечам.

— У нас у всех это есть, эта темная сердцевина.

Она делает нас людьми. И если мы узнаем, что это, если нам хватит духу поднести ее к себе и признать своей, мы станем больше, чем людьми. Убойный цех — это то место, где мы достигаем совершенства.

На прощание Крипе потрепал Стивена по плечу и отправился дальше, весь такой стройный и ясноглазый. Прозвенел звонок. Стаканчики и окурки попадали на пол. Работяги пошли к своим установкам, и мертвые коровы стали выкатываться из-за пластиковых жалюзи.

Стивен измельчал мясо целое утро и был полностью захвачен скоростью и мощью дробилки. Машина выплевывала мясную массу с такой силой, что та залепляла бока загрузочной воронки, и Стивен старался притормозить ее, перегружая установку самыми тяжелыми, самыми жесткими глыбами говядины. Это не срабатывало, все различия в размерах и фактуре уничтожались под крутящимися дисками и валами с острыми выступами.