Он не мог понять, как эта музыка устроена, но без единого урока стал подбирать мелодии на слух, внимательно изучая творчество Рэя Чарльза[11]. Классические джазовые композиции были технически сложными – все решалось импровизацией, но Мэтту очень понравилось преодолевать трудности, а семья его только поддерживала. Брат, услышав, как он играет блюзовые и джазовые вещи, попросил его подобрать мелодии песен The Wedding Present и The Smiths.

Джаз, блюз, рок – Мэтт впитывал музыку как губка, чтобы потом создавать свою – неповторимую и волшебную. Сложности джазового фортепиано в подростковом возрасте привели его к классической музыке – еще более сложной и трудной форме, которую с большим удовольствием осваивал его любопытный мозг. В школьные годы любимым музыкальным произведением Мэтта была «Большая заупокойная месса» Гектора Берлиоза, написанная в память о погибших во времена Французской революции и изображавшая боль, ужас и последствия Судного дня. 90-минутная композиция оказалась настолько утомительной и сложной, что на первом ее исполнении в Париже в 1837 году несколько певцов из хора потеряли сознание, а собравшиеся зрители рыдали, не в силах сдерживаться. С музыкальной точки зрения «Большая заупокойная месса» с ее грандиозными переходами, сильнейшими эмоциями и потусторонними темами стала для Мэтта отправной точкой[12].

В инди-роке Мэтта в равной степени привлекали напряжение и мрачность. Больше всего ему нравился в рок-музыке гнев и эмоции (и он был слишком молод и далек от крупнейших британских клубных столиц, чтобы на него хоть сколько-нибудь повлияла культура экстази и мешковатых штанов The Happy Mondays или The Stone Roses), так что мелодичных и грустных гитарных партий Моррисси и Геджа в конце восьмидесятых он добрался (через заигрывания с шумными «фрэггл-поп» музыкантами из Мидлендса, Ned’s Atomic Dustbin) до расцветавших в США в начале девяностых движений гранжа и рок-рэпа: он много слушал Rage Against The Machine, некоторый американский хип-хоп, Sonic Youth, Dinosaur Jr, а Siamese Dream Smashing Pumpkins и Nevermind Nirvana мог крутить часами[13]. Наполненный злыми гитарами, мучительными криками и мелодическими ходами, которые очень трудно потом выкинуть из головы, Nevermind стал одним из важнейших альбомов в жизни Мэтта; на его примере Мэтт понял, что музыка может быть жестокой, интенсивной и разрушительной, но вместе с тем мелодичной, непосредственной, жизнеутверждающей и многозначительной. Он увидел, что музыка может стать выходом для пугающих и проблемных эмоций, своеобразным облегчением, и в последующие годы не раз говорил, что Nirvana показала ему, что рок может спасти его и не дать стать гадким, жестоким человеком, которым он вполне мог стать. В качестве альбома, формирующего мировоззрения и вкусы, Nevermind оказался идеальным.

В то же время ему по-прежнему нравились и лихорадочные передвижения пальцев по грифу, о которых он узнал из музыки Роберта Джонсона. Но в то время, как многие подростки теряются в бессмысленном хэви-металлическом выпендреже множества волосатых рокеров, Мэтт искал вдохновение в другом месте; техничный стиль Джими Хендрикса интересовал его не меньше, чем дикие арпеджио фламенко-гитаристов (в детстве он несколько раз бывал в Греции и Испании). Тем не менее за гитару Мэтт еще не брался. Вместо этого парень скрупулезно пытался подражать всем этим разнообразным стилям – року, фламенко, классической музыке, гранжу – на фортепиано. Впервые он выступил на сцене на школьном конкурсе талантов в 13 лет, сыграв на пианино буги-вуги[14]. После концерта у Мэтта появилась первая поклонница – он поцеловался с девочкой, которой понравилось, как он играет. Тинейджер Беллами впервые понял, что музыка – это короткий путь через подростковую сексуальную трясину, что девушки обожают рок-звезд.

Рок-геологи[15] здесь могут указать, что все строительные материалы для будущих музыкальных предприятий Мэтта Беллами уже были готовы. Любовь к трескучим гитарам. Фиксация на потрясающей виртуозности. Мрачная помпезность классических крещендо, жгучая лирическая поэзия эмоционально проклятых. И лихорадочное стремление исследовать неизвестное вокруг нас – в музыкальном, умственном, метафизическом плане.

Все «минералы» Мэтта Беллами были уже готовы. Не хватало только личной травмы, чтобы все они стали единой «породой».

* * *

Джордж и Мэрилин Беллами расстались в 1991 году. В печати о причинах никогда ничего не сообщалось, да и не интересовался этим никто. Подозреваю, если бы вы спросили Мэрилин, она бы ответила, что это было предначертано.

Расставание, естественно, стало сильнейшим ударом для семьи. Джордж переехал в Эксетер и продолжил карьеру водопроводчика, а Мэрилин, Пол и Мэтт перебрались в Тинмут, чтобы ничего радикально не менять в жизни. Через год отсутствия всякого общения с отцом родителям удалось договориться, чтобы сыновья раз в две недели навещали его в Эксетере[16]. Место отца возле доски уиджи (которые как раз к тому времени достигли своей пугающей кульминации) заняла подруга Пола, и жизнь продолжилась – ну, насколько было возможно. Когда родители решили развестись, Мэтту было 13 и он, как и многие подростки в таких случаях, считал, что это событие никак не повлияло на него, что кроме опустошенности, он не испытывал ничего. Дошло даже до того, что он сказал, что без отца ему лучше, потому что теперь он может приглашать гостей без разрешения и вообще делать все, что захочется. Но всем вокруг было совершенно ясно, что двойной удар – переходный возраст и развод родителей – оказался для Мэтта Беллами очень болезненным.

Когда-то шаловливый и гиперактивный, Мэтт вдруг стал тихим, замкнутым и склонным к хулиганству. Дома ему с большим трудом удавалось поддерживать близкие отношения с Мэрилин, которая очень страдала из-за расставания: они постоянно спорили и отдалились друг от друга. Бабушка Мэтта, жившая неподалеку, старалась уравновешивать ситуацию, и, когда напряжение в доме достигло невыносимого уровня, они все втроем переселились к ней, несмотря на то, что бабушка в силу возраста соображала уже не так хорошо, как раньше. Кроме того, жизнь Мэтта тут же стала тяжелее и в финансовом плане: до этого его семья жила комфортно, практически на уровне среднего класса, но вот у бабушки и дедушки денег практически не было… Семья разваливалась, а впереди ждала неизвестность.