— Понимаю. Все это странно. Очень. Дело в том, что хотя мы почти не общались, вторые ключи Паша отдал именно мне. Потому что с другими соседями отношения были напряженные. И у Анны Павловны, и у него.

— А почему? — Постаралась искренне огорчиться.

— Ну, вы лучше знаете свою родственницу. Она сильно болела последнее время, и жила замкнуто. В молодости была очень красивой женщиной, я видела портрет. И как-то в один миг превратилась в развалину. Сорок пять лет! И уже в могиле! Говорят, рак. Последние дни выглядела ужасно. Во-первых, похудела. Пока не увезли в больницу, ходила по дому, словно скелет. Череп обтянут желтой кожей, волосы выпали. Ужасное зрелище! Не удивительно, что пряталась от людей.

— Да, понимаю.

— Так дать вам вторые ключи?

— Зачем?

— Ну Паше ведь могут понадобиться. Странно, что он свои ключи оставил вам. И от машины, и от гаража. Насчет второго комплекта меня предупредили — для гостьи. Да. Для гостьи. Именно так. Но он имел в виду…

— Пусть пока останутся у вас, — оборвала она соседку. — Я, возможно, скоро уеду. Дела. Мне не нужны ключи. И потом, все это не мое. Дом, участок, машина…

— А кем вы приходитесь Анне Павловне?

«О, господи! Что бы такое придумать? Да, в сущности, никем!» — вот правильный ответ.

— Я? Племянница.

— Разве у нее были брат или сестра?

«Что, не было? Какая жалость! Хотя, почему жалость? Удача!»

— Двоюродные. То есть, был двоюродный брат.

— А фамилия его как?

«Какая же ты любопытная!»

— Летичевский. Алексей Летичевский. Алексей Владимирович.

— Постойте, постойте! Где-то я уже слышала это! Летичевский Алексей Владимирович. Ваш отец, да?

— Да.

— Из провинции…

«Ну, все. Хватит. Еще вспомнит, не дай бог, кто такой Летичевский Алексей Владимирович!»

— Вы извините, у меня дела. Кстати, так и не познакомились. Вас зовут?…

— Марина Александровна.

— Очень приятно. Вы извините. Времени мало. Одним днем все надо успеть.

— Если хотите, можете зайти. Правда, у меня собака. Дог. Вы сразу не входите, стучите громче. Главное, не бойтесь. Он не кусается.

«Все они не кусаются!»

— Спасибо за предупреждение.

— Ну, всего хорошего.

— Да, чуть не забыла. Вы рано утром ни чего подозрительного не слышали?

Соседка вновь насторожилась:

— А что такое? В дом, что ли, лезли?

— Говорят, какой-то шум был на улице Возле этого дома.

— Шум? Какой шум? Я крепко сплю.

— Это хорошо. То есть как я вам завидую У меня, знаете, нервы. Ну, всего хорошего. Я обязательно зайду перед отъездом.

«Уф! Пронесло! Отвязалась. И лишнего вроде не наговорила. Но где же этот Павел Мошкин? Куда исчез? Обязательно надо с ним поговорить!»

Вернулась обратно на крыльцо, стала искать в связке ключ, которым утром запирала дом. Нашла. Потом, спохватившись, достала те, что лежали в кармашке черной дамской сумочки. Из двух ключей на связке ни один не подошел. Что ж, значит, есть и другая дверь. Но это потом. Сначала надо войти в дом.

В холле огляделась и сразу же обратила внимание на то, что должно было броситься в глаза еще утром, но слишком уж торопилась. А в доме-то бардак! Вещи разбросаны, ящики выдвинуты. Дверь в кухню распахнута. Когда вошла туда, удивилась еще больше. Идеальный порядок и чистота! Даже пол вымыт! В то время как по всему дому грязные следы. Домработница приходила? Вымыла кухню и ушла? Что же ее так напугало? Не хватало еще свидетеля! Не догадалась спросить у соседки, была ли у хозяев приходящая домработница? Не догадалась. Хотя… Возле раковины лежит небольшой топорик, которым разделывают мясо. Мужчина не будет возиться с отбивными и варить борщи. Ограничится готовым, из ближайшего магазина, а пообедает где-нибудь в городе, в ресторане. Тем более что деньги есть. Значит, домработница была. Приходила сюда, готовила еду. Или Павел Мошкин сам отличный кулинар? Что, в сущности, про него известно?

Мысли путаются, во рту сухо. Ходит по чужому дому, не имея на это никаких прав. А вдруг вот сейчас, сию минуту, откроется дверь, и он войдет? Что дальше? «Здравствуйте, я — Валерия Алексеевна Летичевская, вы мне писали… Последний раз о том, что делать мне здесь больше нечего… А я вот приехала».

Взяла в руки тяжелый топорик. А где же мясо? Отбивные и борщ. Надо бы заглянуть в холодильник, посмотреть, что имеется из еды. За хлопотами совсем забыла, что надо где-то жить, пока Соня в больнице, чем-то питаться. А денег в обрез. Врачам-то наобещала! По дому пройтись? Поставила топорик в угол, потянулась к дверце холодильника. И тут зазвонил телефон. Телефон?! Может, хозяин объявился, наконец?

Кинулась в гостиную, схватила трубку. Чуть не крикнула в нее: «— Да?!» — Но потом опомнилась. А если это не Павел? Почему он должен сюда звонить? Ах, да! Ключи! Комплект, который у соседки! Он ждет гостью! Господи, как все запуталось!

— Алло?

В телефонной трубке женский голос.

— Алло? Паша? Алло? Почему ты молчишь? Я весь день не могу до тебя дозвониться! Надо же совесть иметь! Мы же договаривались! Паша!

Что делать? Истеричка! Вот надрывается!

— Паша! Паша? Ты что, меня бросил? Бросил, да?!

Именно. Исчез в неизвестном направлении.

— Сволочь! Негодяй! Мерзавец! Подлец! Почему ты молчишь?! Так и знала! С тобой даже поругаться невозможно! Ты только и умеешь, что молчать! Ненавижу тебя! Ненавижу!!! Сам теперь крутись!

Подумала немного и положила трубку. Когда телефон зазвонил вновь, постаралась не обращать на это внимания. Телефон звонил, она же поднялась по лестнице на второй этаж. Мимо трех узких, похожих на бойницы, окон, забранных фигурными чугунными решетками. Кто-то собирался выдержать в этом доме длительную осаду.

Как и следовало ожидать, на втором этаже были спальни. В одной из них висел женский портрет в полный рост. Так вот ты какая была, Анна Павловна! Должно быть этот портрет и видела твоя соседка Марина Александровна. Да, когда уходит такая красота, это самая настоящая трагедия. Как у нее мужества хватало просыпаться каждый день и видеть на стене этот великолепный потрет, а в зеркале то, во что превратились лицо и тело? Как там сказала соседка? Череп обтянут желтой кожей, волосы выпали. Эти роскошные белокурые волосы! Коса уложена на голове венком. Горделивая осанка, на плечах пушистый мех. Чернобурка. На белой шее колье искусной работы. Красавица! Королева. И такая ненависть охватила вдруг! К женщине, которую никогда в жизни не видела! Но ведь из-за нее все! Из-за нее! В одном из выдвинутых ящиков — портновские ножницы. Изрезать этот портрет! Чтобы никогда! Никаких следов! О, как я тебя ненавижу! Даже мертвую! И уже воткнув ножницы в белую шею, в сонную артерию, чуть повыше колье, опомнилась!