Набрала все те же семь цифр.

«Отправить sms».

): Привет, дорогая.

Я потрясающе провела эту ночь.

Хочешь, расскажу?

Зелёная кнопка «yes».

Она встретила Верку у входа обычной своей улыбкой, которуюникто никогда не видит со стороны.

– У тебя же формы нет! – воскликнула Верка. –Посмотри у меня в багажнике, там в пакете стокмановском новые кроссовки икостюм. Может, тебе понравится, тогда заберёшь, я себе ещё куплю! – Веркапротянула ей ключи от машины. – Я жду тебя в баре.

Она подошла к Ford своей подруги, разглядывая брелок ссигнализацией. Нажала на первую попавшуюся кнопку. Машина не открылась. Нажалана самую нижнюю. Машина завизжала и пронзительно завыла на всю стоянку.

Она судорожно нажимала все кнопки подряд.

– Помочь? – Предложение поступило откуда-то сверхуи справа.

Она с готовностью протянула брелок. И замерла.

Блондин из «Бэд-кафе», босс Ивана. Он за секунду справился ссигнализацией. Протянул ей брелок.

В его кармане что-то пикнуло.

Он достал телефон.

Sms.

Он извинился перед ней вежливой улыбкой. Прочёл.

Мгновенно его улыбка стала шире. Он быстро нажал на кнопки.Четыре раза. И ещё на зелёную – отправить.

– Меня зовут Вадим, – сказал он, кидая телефон вспортивную сумку.

В её кармане зашевелился Nokia. Sms.

– А меня Валентина, – улыбнулась она в ответ.Секунду подумала и достала телефон из кармана.

Прочитала sms.

Вывод № 14. Валентина влюбилась. Годится только для семейнойжизни.

): Хочу.

Мы познакомились на яхте. Всё вокруг было точно таким же,как мой костюм, – бело-голубым. Мы кормили чаек хлебом, и они плавали вморе, похожие на рюмки для мартини. Он снял галстук и предложил мне выпить. Ясогласилась.

Его звали Марио. В его глазах светилось восхищение, и оносверкало на солнце, отражаясь в бокалах миллионами бликов.

Я подставила лицо ветру и слушала длинный рассказ Марио оего жизни. Ветер – это дыхание моря. Оно было лёгким и чистым. Когда заиграламузыка, мы были первыми, кто обнялся под её плавные звуки. Марио рассказывалмне о своей работе, о своих мечтах и планах. Мы ели икру, когда танцевать уже надоело.

На его красивых, таких же, как мой костюм (бело-голубой),глазах появились две нежные росинки-слезы, когда он вспоминал о своём детстве.

Шампанское не кончалось, и казалось, это путешествие тоже незакончится никогда. Я решила спуститься вниз, в piano-bar, и Марио последовалза мной. Он был моей тенью, а его глаза – аксессуаром к моей одежде(бело-голубой). Когда мне это надоело, я протянула ему мой бокал.

– Ещё? – спросил он по-итальянски.

Я улыбнулась. Так, как должна улыбаться женщина, по мнениюЛеонардо да Винчи.

– Я не понимаю по-итальянски, – сказала я на своёмродном языке, и Марио впервые услышал волшебные звуки моего голоса.

– Что? – не поверил он снова по-итальянски.

Я повторила. Широко открывая рот, я старательно произносиласлоги, словно говоря с глухонемым.

Солнце стало похоже на апельсин, и этот апельсин готов былвот-вот провалиться за горизонт. Марио замолчал. И я вполне могла представитьсебя в желаемом одиночестве, если бы не его навязчивая забота.

Он принёс пледы, и мне пришлось укутаться, чем сразунарушилась вся бело-голубая гармония. Но капуччино, который он заказал дляменя, источал такой аромат, что отказаться было невозможно. Улыбка на моём лицестала для Марио неожиданностью.

Обгоревший и недовольный, на палубу вышел мой жених. Мысовершали этот круиз вдвоём.

Как бомба замедленного действия, он подошёл к нам слегкараскачивающейся походкой, которую подсмотрел у матросов и капитана.

Я представила мужчин друг другу и нежно поцеловала своегожениха в щёку, как Кейт целовала Леонардо Ди Каприо в фильме «Титаник». Докатастрофы.

Шампанское пузырилось в бокале, и мне казалось, что этокровь Марио вскипела в его груди. Я смотрела ему в спину, и он представлялсямне куклой, которую надо всего лишь потянуть за ниточку.

Я не тянула. Я подарила эту куклу, даже толком незадумываясь кому.

– Кто это? – спросил мой жених, ловко отрезавкусок яблока огромным ножом для хлеба.

– Просто. Итальянец, – ответила я, пожав плечами.

– Итальянец, значит? – уточнил мой жених, и яподумала, что, конечно, лучше бы он был негром или телепузиком.

Я взяла яблоко и громко откусила от него.

– Значит, стоит мне ненадолго отлучиться, как у нас тутсразу итальянцы?

Он говорил, сощурившись и слегка растягивая слова. По еготону непонятно было, какое из них наиболее оскорбительное: «итальянцы», «тут»или «сразу».

– Ты долго спал, – неопределённо сказала я.

– И что?

Я откровенно любовалась им: его красивое лицо от злостистановилось ещё красивее.

Мы помирились к ужину. Как всегда.

Я выслушала несколько упрёков, потом поклялась в вечнойлюбви, потом меня немного оскорбили, но тут же простили.

И его отличный аппетит был щедрым вознаграждением моемуиспорченному настроению.

У него всегда отличный аппетит. Я вышла из каюты нацыпочках. Был штиль.

На мне было лиловое платье, и таким же лиловым был рассвет.

Сонная яхта была пришвартована в тихой бухте, и даже шуммотора моей лодки не пугал плавающих чаек, похожих на рюмки для мартини, еслиих опустить в воду. Матрос с походкой вразвалочку вёз меня к берегу, и ячувствовала себя княжной Таракановой, которой удалось сбежать с корабля графаОрлова. Море дышало мне в лицо, и жёлтое солнце было похоже на яичницу.

На второй лодке плыл Марио.

Я не просила его. Это правда. Я даже не говорюпо-итальянски.

А как отшить мужчину, если он ни слова не понимает? Развечто однажды утром просто сбежать от него.

– Кто-нибудь в мире счастлив так же, как я? – Онаулыбнулась мужу и тут же получила улыбку в ответ. Ту самую улыбку, котораяделала её такой счастливой.

– Дорогая, я надеюсь, это будет лучший месяц в твоейжизни.

– Я надеюсь, это будут лучшие годы.