Она должна была закончить её сегодня-завтра.

Она считала, что эта картина станет центральной на еёвыставке.

Писать было особенно легко. Хотя картина и отличалась отостальных.

Слишком тёмная, слишком пронзительная. Но разве может бытьслишком, когда речь идёт о человеческих эмоциях?

Они поужинали молча.

Она не пекла пирог. Назло. Пока сам не попросит.

Он не просил.

Она сидела на качелях, поглаживая кошку, которая, какобычно, дремала у неё на коленях.

Он сидел за столом перед открытым ноутбуком.

Они молчали. Они молчали ещё томительней, чем молчализвезды, воздух, песок.

И только волны тихонько переговаривались друг с другом.Интересно, о чём?

Она закончила картину рано утром.

Когда он спустился на завтрак, она спала. Прямо в гостиной,на маленьком клетчатом диванчике.

Он долго стоял перед полотном.

Он пытался понять.

Она написала похоронную процессию. Но это были страшныепохороны. Гроб несли без крышки. Не было видно, кто в нём лежал. Странныеочертания. Но ещё более странной была сама процессия. Люди, одетые в траурныеодежды, улыбались. Вернее даже, ухмылялись. Некоторые гримасы напоминали ужимкиклоунов.

Она написала смерть.

Только он не мог понять чью.

Кошка прыгнула со стула, уступив ему место.

Он сел за стол с чашкой кофе, а кошка принялась за своёутреннее умывание.

«Доброе утро», – как обычно, мысленно улыбнулся онсвоей погибшей жене.

Как обычно, море ответило ему за неё нежным шёпотом.

Она проснулась к обеду. Удовлетворённо взглянула намольберт. Она могла гордиться собой. Она гордилась собой. Он лежал с книгой вгамаке.

– Добрый день, – сказала она, проходя мимо него вкупальнике.

– Добрый день, – кивнул он, не поднимая глаз откниги.

– Добрый день, Клеопатра. – Неожиданно для самойсебя, она решила дать кошке имя.

Кошка лениво моргнула одним глазом.

Она любила заплывать далеко. Когда заплываешь далеко,остаёшься один на один с морем.

Волны были совсем небольшими.

Она даже не испугалась, когда свело левую ногу. Она слегкапомассировала её. Нога немела все больше. Она уже не могла плыть. «Главное –без паники», – говорила она себе, начиная задыхаться.

Он уже в который раз пробегал глазами одну и ту же строчку.Слишком жарко для того, чтобы читать. Он захлопнул книгу.

Привычно бросил взгляд на море.

Неожиданно резко встал.

В море что-то случилось. Это было далеко от берега, но онявно видел, что с его женой что-то не так.

Он бросился ей на помощь, на ходу скидывая шорты и шлёпанцы.

Плыть было так далеко!

Он уже слышал её крики.

Неужели он не успеет?!

Этого не может быть! Он не может потерять её!

Загребая воду сильными, мощными движениями рук, он неожиданнопонял, что она – это всё, что у него есть. И что самое важное: ему большеничего и не надо.

Он обязательно успеет. Он спасёт её. Для себя. Для неё. Дляних обоих.

Она лежала на гальке, тяжело дыша.

Он стоял перед ней на коленях и плакал.

А она смотрела на него. Нежно. И трогала слабой рукой. Чтобыуспокоить.

Он отнёс её в спальню.

Он положил её голову себе на колени и не ушёл, пока она незаснула.

Он собрал по дому все фотографии своей бывшей жены.

Он нашёл чемодан. Старый, жёлтый чемодан. Они путешествовалис ним вместе. В какой же ещё чемодан складывать вещи его погибшей жены, как нев тот, с которым они путешествовали? Вместе.

Он аккуратно сложил туда платья, туфли. Фотографии. Пустыерамки глазели на него без всякого выражения.

Он отнёс чемодан на чердак. Он аккуратно поставил его междустарым шкафом и каким-то корытом.

Он вставил фотографии своей жены в рамки.

Она проснулась не скоро. Она ведь не спала всю ночь.Дописывала последнюю картину к выставке. Зато теперь ей можно отдохнуть.

К тому же этот несчастный случай… Она чуть не утонула.

Зато они помирились с мужем. Он так трогательно ухаживал заней!

Она завернулась в халат и вышла из спальни.

Она никогда так раньше не кричала. Как раненая птица.

Все её картины, которые она написала в этом домике, быливарварски уничтожены. Изрезаны, порваны, смяты.

Её муж стоял посреди всей этой вакханалии с ножом в руке.

Она со стоном опустилась на ступеньку.

– Так надо было, – сказал он.

– Ты сумасшедший?

– Нет. И очень люблю тебя. Я не могу тебе ничегообъяснить, но я очень, очень люблю тебя!

И вдруг она увидела в рамках свои фотографии.

Что-то изменилось за то время, что она спала.

И его горящие, влюблённые глаза! Она бросилась ему на шею,не сдерживая слёзы.

– Я так долго была без тебя… – проговорила она.

И как это всё не важно – уничтоженные картины. Она напишетещё! Главное – они снова вместе.

– И я, – сказал он и потянулся к её шее споцелуем.

«Myp-p-p…» – произнесла кошка, глядя на него своими круглымизелёными глазами.

Я маленькая свинка. Меня зовут Мини. Меня зовут Мини, чтобыне называть Свиньёй. Потому что по-правильному это называется Мини-Свинья. Апо-английскому – Mini Pig.

Я живу в отличном доме. На Рублево-Успенском шоссе.

У меня есть хозяйка. Хозяйка – это та, которая целыми ночамихозяйничает. Ночами – потому что днём её дома нет. Днём хозяйничаю я.

В моём хозяйстве есть: клумба с цветами, корыто с водой(потому что лето), домик, где живут четыре курицы и один петух, два охранникана воротах (они нас всех охраняют, видимо, от воров) и одна домработница (оназа нами за всеми убирает, потому что мы, по её меткому выражению, «свинячим»).Но, с другой стороны, было бы странно, если бы мы, например, «кошачили»! Илидаже «курячили». Вообще странно, почему домработница называет меня на «вы». Номне нравится думать про себя: «Мы, Мини-Свинья, хотим, например, похрюкать».