Она смотрела на дорогу, разделяющую эти два мира, ипонимала, что нужна последняя деталь.

Образы носились в голове неясными видениями.

Решение пришло в одну секунду.

Перевёрнутая машина на обочине. Да. Надо прописать еёполучше. Это должно быть центральное место во всей композиции.

Очень хорошо.

Она откинулась назад, сощурила глаза.

Окунула тонкую кисть в красную краску. Красным должно бытьплатье на этой фигуре, лежащей рядом с машиной. Непременно красным.

– Что это? – Голос за спиной прозвучал неожиданно.

Она как будто проснулась.

– Я закончила, – улыбнулась она, ожидая поцелуя.

– Что ты написала? Аварию?

Она взглянула на лицо своего мужа и тихонько ахнула.

Как же она забыла?! Как она не подумала?! Конечно, ему былобольно смотреть на эту картину.

– Прости, я не подумала, я так увлеклась…

Она обняла его и сильно прижала к себе. Так, как прижимаютмаленьких детей, когда они плачут во сне.

– Почему ты написала красное платье?

– Красное? Мне нужно было здесь цветовое пятно.

– Она была в красном костюме. В тот день… – сказал он,с трудом подбирая слова.

Она обнимала его все крепче.

– Прости, прости меня, я не знаю, как это получилось…

Он осторожно отодвинул её.

– Пойдём спать. Ты ни в чём не виновата.

Он поднялся в спальню.

– Знаешь, это, наверное, самая сильная твоя работа.

Её глаза вспыхнули. Она почувствовала, что краснеет. Отудовольствия.

– Знаешь, мне тоже так кажется. Спасибо!

Она заснула в его объятиях совершенно счастливая.

Он заботливо скинул прядку волос с её лица и бросил взглядна фотографию, которая стояла на тумбочке с его стороны кровати, фотографию егопокойной жены.

«Спокойной ночи», – прошептали его губы.

Она пробормотала что-то спросонья. Он поцеловал её в лоб.

Весь следующий день она порхала как птичка при первыхсолнечных лучах. Он говорил, что она теперь не кошечка, а бабочка. Она шутливобросалась на него с кулаками, кричала, что она кошечка, просила поцеловать вшейку и потом довольно говорила: «Мур-р-р».

Они целый день купались.

Они валялись на песке по пояс в воде и представляли себяпривязанными. Как будто это такая казнь: они лежат прикованные и ждут, когданачнётся прилив. Тогда они захлебнутся.

– Начинается прилив… – говорила она нарочитотрагически.

Их переворачивала набежавшая волна, и они хохотали, ибрызгались, и догоняли друг друга на этом безлюдном песчаном пляже.

Вечером не удался пирог.

– Ты влюбилась?

– Что, неужели пересолила?

– Ага. – Он пытался скрыть разочарование.

Но она расстроилась ещё больше. Из-за него.

– Ужас! Никогда в жизни ничего не пересаливала. И ужтем более пирог!

– Мой любимый пирог…

Неизвестно, кто был расстроен больше.

– Какая я ужасная, испортила нам вечер!

– Да ладно, разве в пироге дело?

Он хотел её подбодрить.

– Конечно в пироге! Что сделать, чтобы тебяразвеселить?

– Да я и так весёлый!

Они так хотели поддержать друг друга, что решили отправитьсяв город. Пробовать местные десерты.

Просто ради разнообразия.

Она вела машину, он целовал её в шею, и она говорила:

– Мур-р-р…

Весь следующий день она работала.

Она переставила мольберт ближе к окну и писала море. Подлучами солнца. Небольшая лодка, на которой кто-то вышел в море под флагомлюбви. И чайки окружили эту лодку, составив над ней знак всех влюблённых –сердце.

Это были, наверное, рыбаки. Два влюблённых рыбака. Он и Она.

От картины шло такое тепло и такая энергия, что она дажепозавидовала своим персонажам. Им явно было так хорошо вместе!

– Тебе нравится, дорогой? – Она стояла с чашкойчая, слегка отойдя от мольберта, и, щурясь, любовалась своей работой. – Вэтом домике мне всё время хочется писать.

Он задумчиво разглядывал картину.

– Чайки, которые выстроились над лодкой в формесердца? – медленно спросил он.

– Да. – Она улыбнулась. – Очень символично.Хотя так не бывает.

– Бывает. – Он отвернулся.

– Бывает? Любимый, да ты романтик!

Он быстро поднялся на второй этаж.

– Ты куда? Что-нибудь не так? – удивилась она.

– Мне надо проверить свою почту, – донёсся до неёего голос сверху.

Вечером подгорел пирог.

– Да что же такое? – возмущалась она, сидя завечерним чаем на открытой террасе.

– Не знаю… – рассеянно ответил он.

– Любимый, все не так серьёзно. Может быть, просто этознак?

– Знак? – переспросил он насторожённо.

– Знак! Что нам пора немного похудеть!…

Она села к нему на колени, и они молча смотрели в тёмнуюдаль моря. Кошку она увидела первой.

– Смотри! – воскликнула она. – К нам пришлакошка! Какая хорошенькая!

Они взяли её на руки, и кошка уютно свернулась клубком. Так,как будто всю свою жизнь провела именно на этом диване.

– Давай оставим кошку себе, – попросилаона. – Когда нам хорошо, хорошо должно быть всем.

– Давай. – Он пожал плечами.

Его погибшая жена хотела завести кошку. Не успела. Онахотела назвать её Клеопатрой.

Они не поехали в город. Они легли спать. Их тела дышали другдругом, и это была одна из тех ночей, ради которых существует любовь.

Утром они взяли корзинку и пошли по берегу моря на рынок.

Их запасы пополнились фруктами, зеленью, рыбой и, конечно,мелкой рыбёшкой для нового члена семьи – кошки.

До выставки оставалось не так много. Она села работать.

Он устроился в гамаке с книгой.

Последнее время ей не надо было продумывать композициизаранее. Вдохновение само водило её кисти по холсту.

Она начала большую работу.

Он иногда стоял за её спиной.