Федосье, что пожалуется председателю колхоза, если она не улучшит качества своей продукции. Кухарка обещала исправиться, и действительно каша у нее перестала пригорать, хотя картошка в борще по-прежнему не доваривалась. Но хитрая Федосья отыскала выход: совсем перестала варить борщ и перешла на лапшу.

О записной книжке Варя вспоминала редко. В первой половине, предназначенной для деловых заметок, стояло только:

«Трактор Пшеницына поставить на техуход 29 августа. Не забыть».

Вторая половина, отведенная для личных записей, была представлена богаче:

«Преобразование природы и проще и сложней, чем я думала. Это хозяйство, хозяйство и еще раз хозяйство… Дорогу к сердцу бригады я не нашла… Прочитать о Тунгусском метеорите… После собрания Пшеницын начал, кажется, меня уважать… Бригадир — ?».

5

Бригадира Варя не понимала. Работал он много, не считаясь со временем: часто помогал трактористам в поле, ездил в город за лемехами и запасными частями, не спал, случалось, по двое суток.

Участок у бригады был трудный — сухая вековая залежь. Пахать сразу на глубину тридцать сантиметров не удавалось: сопротивление почвы было таким большим, что или плуг выпрыгивал из борозды, или ломались лемеха. Приходилось довольствоваться сначала глубиной в двадцать сантиметров, а потом доуглублять пахоту до нормы.

Новую учетчицу бригадир как будто совсем не замечал: горючим снабжает, и ладно. Митя передавал, что бригадир считает Варю гордой. Тот же Митя уверял, что тракторы слушаются Алексея «как миленькие», да Варя и сама видела: не было такой поломки или задержки в работе, которая поставила бы бригадира в тупик.

И все же Алексею не хватало многих качеств, совершенно необходимых, по мнению Вари, бригадиру лесозащитной станции. Прежде всего он был слишком спокоен, очень уж легко мирился со многими неполадками, и Варя считала его человеком, равнодушным к святому делу преобразования природы. Он пахал землю, и неплохо пахал, но ведь совсем не в одной пахоте тут было дело.

Изо дня в день бригада выполняла привычную трудную работу. За этой повседневностью как-то невольно забывался большой сокровенный смысл их труда, и он становился будничным, даже скучноватым. Может быть, поэтому Пшеницын наяву и во сне видел себя моряком, а Степа Головин мечтал о межпланетных путешествиях.

Варе было обидно, что она со всей своей работой, как там ни крути, всего лишь обслуживает бригаду. А уж заикаться о преобразовании природы ей и вовсе было стыдно. Если трактористы еще как-то тормошили матушку-природу, то она в заветном этом деле седьмая вода на киселе. Тайком от всех Варя стала изучать трактор, и прицепщик Митя ходил у нее в ученых консультантах. Уж очень ей хотелось во всем сравняться с бригадиром и трактористами и поскорей избавиться от обидной своей неравноценности.

Как-то раз, когда Варя играла в шахматы с выспавшимся после ночной работы Митей, к ним подошел Алексей, глянул на доску и сказал равнодушно:

— Играю с победителем.

Митя научился играть в шахматы недавно; прежде чем ступить конем, каждый раз находил сначала на доске пальцем нужную клетку, и Варя легко выигрывала у него. Расставляя фигуры для новой партии, она поймала себя на том, что ей очень хочется одержать верх и над бригадиром, чтобы тот много о себе не думал и знал свое настоящее место. Но как Варя ни старалась, а все же Алексею проиграла. Начали вторую партию. Положение на доске опять стало складываться не в ее пользу, но тут вдруг Алексей прозевал ферзя. Сперва Варя обрадовалась, а потом решила, что бригадир проигрывает нарочно, чтобы доставить ей удовольствие. Только этой благотворительности ей еще не хватало! Она закусила губу, смешала фигуры и ушла к себе в палатку.

…Когда Варя сказала Пшеницыну, что завтра его трактор не будет работать, а должен пройти плановый технический уход, все уважение тракториста, которое тот стал было питать к новой учетчице после митинга, разом улетучилось.

— Да ты понимаешь, что делаешь?! — загремел будущий моряк. — Кончится месяц — тогда и ставь трактор на техуход, а сейчас не только день — час один дорог!..

Привлеченный шумом, к ним подошел Алексей, на ходу вытирая руки паклей.

— Такие вопросы надо сначала со мной решать: все-таки бригадир… — упрекнул он Варю и добавил нерешительно: — А может, и в самом деле повременим до первого сентября? Трактор новый, ничего ему за три дня не сделается!

— Вот именно, пока новый, и надо особенно тщательно соблюдать все правила ухода, — тонким голосом сказала Варя. — Бригадиру это полагалось бы знать…

— Режешь ты нас без ножа! — не унимался Пшеницын. — Хоть и работаешь с нами в одной бригаде, а бригадные интересы тебе не дороги. Чужая ты нам, нет у тебя ни самолюбия, ни патриотизма к своей бригаде!

Но Варя была неумолима и запретила выводить трактор Пшеницына на работу. Все перестали с ней разговаривать, даже Митя надулся, а прицепщица Нюся спрятала в чемодан свое зеркало, перед которым Варя причесывалась по утрам, да при этом еще и сказала: «Понаехали сюда!..» — таким тоном, будто новая учетчица и появилась-то в их бригаде только затем, чтобы причесываться перед Нюсиным зеркалом с отбитым уголком.

Один лишь Степа Головин одобрил:

— Молодец, Варвара! Приучать нас надо к культуре труда. График — закон!

— Закон, закон! — передразнил его Пшеницын. — Вот упустим знамя — тогда что запоешь?

— Если упустим знамя, значит, еще не заслужили его! — мужественно сказал маленький Степа. — Пусть оно украсит достойных. Незаслуженно владеть знаменем — это не почет, а позор.

— До того ты правильный — слушать тебя тошно… У вас обоих с учетчицей арифмометры вместо души! — в сердцах выпалил Пшеницын и пошел прочь, забыв даже по-морскому раскачиваться на ходу.

А следующим утром, когда Пшеницын, чертыхаясь, копался на стане в разобранном тракторном моторе, Варя, замеряя выработку ночной смены, случайно наткнулась среди старой пашни на такой паршивый клин, что даже глазам своим не поверила: огрех на огрехе, глубина вспашки десять-двенадцать сантиметров. В душной тишине Варя долго простояла в степи над клином, уже начиная жалеть, что нашла его. После вчерашнего трактористы могут подумать, что она нарочно мстит им, не дает выйти на первое место. Но и промолчать о своем открытии, не презирая себя в дальнейшем, Варя не могла, никак не могла.

Вернувшись на стан, она отозвала в сторону бригадира и рассказала о забракованном клине. Алексей поморщился, тихо спросил:

— Много?

— Гектара три…

— Должно быть, тупыми лемехами пахали, — предположил Алексей. — Да и прежняя учетчица у нас на пашню редко заглядывала. Когда будем доуглублять всю пахоту, глубину этого клина выровняем, а огрехи запашем… Имеешь возражения?

— Вот именно: запашем! — сказала Варя. —