Годы печали и страха преследовали ее после смерти Мириам Блейлок. Мири была убита монстром по имени Пол Уорд, человеком, одержимым охотой на вампиров, прирожденным сыщиком, не способным на милосердие.

Это кровавое убийство каким-то образом изменило голос Леоноры. Она была хорошей певицей, но однажды проснулась примадонной. Теперь Леонора Паттен обладала голосом-мечтой, клубящимся туманом, завораживающим слушателей, и все это благодаря крови вампиров, которая бежала по ее венам, или сокровенному знанию того, кто убивал. Совершенная красота певицы только обостряла восприятие, хотя не притягивала людей, а настораживала и даже пугала – как своего рода уродство.

Леонора начала в «Вайпер-клубе» в Лос-Анджелесе и теперь упорно продолжала свой путь наверх. Сейчас ее последняя песня «Кто-то меня любит» занимала первую строчку во всевозможных чартах на протяжении десяти недель, и сингл определенно станет золотым. Никто не догадывался, что текст был навеян воспоминаниями о Мири, хотя та относилась к ней как к любимице-кошке.

– Нам можно идти? – осторожно спросил Джордж.

Вопрос был задан с почтением, свойственным придворному лизоблюду, который больше всего боится, что ее высочество посчитает своего слугу слишком нахальным. Ради Бога, «высочество» была когда-то обычным ребенком, чье присутствие в родном доме или отсутствие в школе, как правило, оставалось незамеченным. Лео не была слишком привлекательной, чтобы вызывать интерес у мальчиков, но и не до такой степени агрессивной, чтобы с ней считались в жестоком обществе девочек. Дальше – самостоятельная юность: родители откупились от нее, подарив студию в Сохо, спортивную машину и небольшую яхту. В конечном счете слова, которые прошептал ей как-то Дэвид Боуи во время концерта в пользу больных СПИДом: «Мы все одиноки, сама знаешь, навсегда», несмотря на свою мелодраматичность были очень близки к истине.

События, которые произошли в ее жизни, были в высшей степени странными, поистине невероятными, поэтому, когда Лео не разрывала изнутри на части ее привычка, ей казалось, что ничего особого и не случилось, жизнь идет своим чередом. Мисс Паттен – обычная женщина, она любит детей и с удовольствием носила бы под сердцем своего. Иногда, изменив внешность, Леонора отправлялась на детские кинофильмы, гуляла в парках, забредала в кварталы, где располагались школы, и ждала окончания занятий, чтобы услышать звонкие, веселые голоса. Однако в последнее время такие прогулки все чаще заканчивались нервным срывом.

– Процесс все еще продолжается?

– Он будет длиться еще четыре месяца, – четко отрапортовал Джордж.

– Дерьмо!

Она бывала в судах чертовски часто, ей надо вести себя осторожнее, а то какой-нибудь судья засадит эту леди в самый глубокий подвал в самой паршивой тюрьме этого штата. Там, в подземелье, она будет умирать медленной смертью, которую заслужила по всем статьям.

Лео медленно встала и направилась к окну.

– Мартини, – последовал краткий приказ.

Спустя мгновение Мальком уже сбивал коктейль. Девяносто девять поворотов руки – никогда не изменяет своим привычкам! Касаясь губами края бокала, она смотрела в сторону Саттон-плейс, В самых разных гостиницах на Манхэттене есть двенадцать номеров, из окон которых можно видеть крышу одного интересующего ее здания. Леонора по нескольку месяцев жила в каждом из них – чтобы видеть этот дом, вспоминать, ненавидеть... и любить.

Ей захотелось немедленно почувствовать возбуждение или опьянение, потому что в сравнении с тем, что происходило с ней, алкоголизм был сущим пустяком, а наркомания – детской забавой. Лео одним глотком допила коктейль, прошла в спальню и закрыла за собой дверь.

– Никаких звонков, никаких посетителей, пока сама не скажу, – спустя мгновение заявила она Джорджу по внутренней связи.

– В клуб не пойдете?

Она вцепилась в простыни как в спасательный круг или как в веревку, затягивавшуюся у нее на шее. Точно, сегодня предполагалось «неофициальное» посещение клуба. Лео выбрала этот вечер еще до того, как ею овладел голод. Она так ждала этих часов отдыха после самосожжения на сцене. В результате половина Нью-Йорка, заинтересованная таким событием, ждала ее появления в клубе «Шестерка». Но от предположения, даже просто от самой мысли об этом ее чуть было не стошнило прямо на постель.

– Никакого клуба, – прошептала она и отключила интерком.

Леонора лежала на спине, шелк простынь приятно ласкал тело. Городская тишина: непрекращающийся гул кондиционеров, приглушенный рев уличного движения. Завывания ветра говорили о том, что эта октябрьская ночь скоро станет очень холодной. В верхней части окна можно было видеть плывущие на юг облака, которые то и дело закрывали луну. От этой картины, напомнившей зимние ночи ее детства, у Лео на глаза навернулись слезы. Сентиментальная девочка заблудилась в лесу, она ищет какую-нибудь гостеприимную хижину, если таковую здесь можно найти... и мужчину. О, мужчину, в чьих глазах она будет единственной.

Бред. Душещипательный вздор. Детство было гораздо хуже, чем нынешний ад. По крайней мере, сейчас у нее есть поклонники... Хотя любила она только Мири, которая, надо сказать, взяла от нее больше, чем Лео могла дать. Сначала все казалось замечательным, необыкновенным... несколько счастливых месяцев с Мири, пока Пол, чтоб его, Уорд не разнес Мириам на куски. Теперь Лео была одинока и тщетно искала повсюду таких же, как она. Ей требовалось утешение – слова, подтверждающие, что все дело в природе, в холодных законах естества.

На сцене Леонора Паттен была мадонной с ангельскими глазами и голосом девочки, только что открывшей для себя любовь... Сплошная ложь! Сейчас в ногах, груди, глубоко внутри живота горели требовательные угольки. Лео знала, что эти маленькие угольки будут расти до тех пор, пока не соединятся в пылающий ком. Сбросив рубашку, она начала теребить грудь, до тех пор пока у нее не набухли соски. Затем стремительно поднялась и поспешила в гардеробную, где, словно мешок, скинула с себя Леонору Паттен. Теперь – черный свитер, джинсы, высокие кроссовки. Она отодвинула плинтус в том месте, где был устроен тайник, и вытащила хранившийся там ланцет – память о Саре Робертс, приятельнице Мириам, с которой тоже расправился Уорд. Ручка из слоновой кости с серебряной отделкой пожелтела от времени, но кривое лезвие благодаря заботливой хозяйке оставалось безупречным и обладало способностью проникать в плоть под действием лишь собственного веса.

Лео засунула ланцет в футлярчик, а сам футлярчик опустила в карман. Теперь настал черед следующим превращениям. Она прошла в ванную и села за туалетный столик. Пятнадцать лет на сцене научили ее обращаться с гримом. Немного теней сюда, наложить штрих туда, поменять контактные линзы, выбрать подходящий парик – и вот Леонора Паттен уже не похожа на себя, но по-прежнему остается красивой. Губы, так хорошо известные всем благодаря рекламе модной помады, утратили пухлость, а брови несколько изменили изгиб. Она подмигнула себе ярким темно-карим глазом – вот так, никакой печальной, безжизненной голубизны! Теперь, вместо того чтобы воскликнуть: «Привет, Лео!» – люди, нашедшие в ней какие-то знакомые черты, задумаются: «Где я мог видеть эту женщину?»