Ах, он и правда слишком хорош!

Всякий раз, когда Леда начинала разворачивать штуку шелка, чтобы клиентки могли рассмотреть его, мистер Джерард забирал ткань из ее рук и сам принимался с легкостью ворочать тяжелый рулон. Причем делал он это как-то незаметно, не переставая переводить для дам. Мадам Элиза тем временем подносила ткани к окну, объясняла их преимущества и то, как они будут выглядеть в свете свечей.

Леда была так занята, что вздрогнула от неожиданности, когда лакей подошел к ней сзади и что-то сказал. Опустив глаза, она увидела, что в затянутой в перчатку руке лакей держит письмо с монограммой; на печати она разглядела корону.

— Письмо для мадемуазель Этуаль, — повторил лакей, протягивая конверт.

Все посмотрели на Леду, кроме мадам Элизы, которая говорила не останавливаясь. Леда почувствовала, что краснеет. Выхватив конверт из рук лакея, она принялась ощупывать себя в поисках кармана.

Монотонный голос мадам Элизы не умолкал ни на мгновение, однако внезапно она подняла голову и посмотрела Леде прямо в глаза. Леда уронила письмо у себя за спиной и встала так, чтобы прикрыть его юбкой. Сглотнув, она опустила голову, глядя на разложенную на прилавке ткань невидящим взором.

Леда могла не распечатывать послание. Не было никакой разницы, какому пэру принадлежит герб на печати, — подобное письмо могло означать лишь одно.

Так вот что миссис Айзаксон имела в виду, когда обещала «что-нибудь сделать» для нее. Леда была потрясена. Сначала при мысли о миссис Айзаксон она пришла в ярость, но… Многие девушки встречались с мужчинами, но никто не отдавал им письмо в демонстрационном зале, на глазах у других девушек и клиентов.

Наконец японки встали, собираясь уходить. У Леды не оставалось выбора: она должна была сойти с того места, где так непредусмотрительно уронила конверт, и приблизиться к гавайской группе, в то время как мадам Элиза провожала остальных до дверей. Мистер Джерард направился вместе с ними к экипажу.

Не успела Леда нагнуться к письму, как ее позвала мисс Кэтрин, которой не терпелось заняться выбором тканей.

Леда едва успела продемонстрировать розовый шелк для леди Кэтрин и блестящий изумрудный — для королевы Капиолани, как мистер Джерард вернулся.

— Ну а теперь скажи-ка нам, Маньо… — с этими словами леди Кэтрин приложила к себе отрез розового шелка и приняла кокетливую позу, — как, на твой взгляд, эта ткань идет мне?

Пересекая комнату, мистер Джерард должен был пройти как раз в том месте, где на ковре лежал конверт, однако он не взглянул ни на него, ни на Леду.

Зато леди Кэтрин кое-что заметила, о чем не преминула сказать Джерарду:

— Кажется, мисс Этуаль потеряла некое послание. — Ее приветливая улыбка, обращенная к Леде, выглядела совершенно невинной. — Не будешь ли ты любезен передать ей его?

Сэмюел, наклонившись, взял письмо и отдал его Леде; хотя он не сводил с нее глаз, но наверняка заметил печать с короной.

Леда не могла даже поблагодарить его, не могла поднять глаз от смущения. Когда леди Кэтрин с улыбкой вновь принялась болтать о розовом шелке, Леда подумала, что сейчас ей лучше всего исчезнуть, спрятаться за каким-нибудь безымянным надгробием на кладбище у приходской церкви, подальше отсюда.

Впрочем, это все равно бы ей не удалось, поэтому Леда, опустив голову, стала спокойно помогать королеве Капиолани, которая придирчиво осматривала блестящий шелк. Затем она помогла леди Кэтрин и ее матери выбрать фасон утреннего платья.

Джерард как бы между прочим высказывал мнение о дамской моде, и в конце концов леди Кэтрин дружелюбно приняла его вердикт: она отказалась от тех моделей, которые он забраковал.

«Интересно, любят ли они друг друга? — спросила себя Леда и сама же ответила: — Разумеется. Почему бы и нет?»

Наконец мистер Джерард взял ее величество под руку и проводил в холл. Следом за ними вышли принцесса и леди Эшленд.

Леди Кэтрин, на мгновение задержавшись, сказала Леде:

— Спасибо вам. Я всегда ненавидела походы к портнихе, но на этот раз все вышло очень мило.

Кивнув, Леда через силу улыбнулась, и как только леди Кэтрин вышла, обогнув прилавок, выбежала из зала и бросилась наверх.

Она остановилась лишь у спален и, разорвав конверт, прочитала:

«Дорогая мадемуазель Этуаль!

Я увидел Вас в прошлый вторник, на балу, когда вы с мадам Элизой приводили в порядок дамские платья, и, должен сказать, я восхищен Вами. Уверен, у такой милой девушки должен быть собственный гардероб. Надеюсь, Вы позволите мне помочь Вам в этом, и я постараюсь приобрести для Вас платье, которого вы достойны.

Искренне Ваш,

Херрингмор».

Леда смяла листок, затем разорвала его. Она даже не представляла, как выглядит этот Херрингмор, и уж точно не имела ни малейшего желания с ним познакомиться.

Все еще бурля от негодования, Леда решительно направилась в демонстрационный зал, чтобы сказать мадам Айзаксон-Элизе все, что она об этом думает, и тем самым сжечь за собою все мосты.

Идти от Риджент-стрит до Бермондси было довольно долго, поэтому, когда у нее были деньги, Леда обычно ездила домой на омнибусе или на поезде. Ее нынешнее пристанище было ужасным, оно располагалось рядом с теми местами, которые следовало бы назвать настоящими трущобами. Впрочем, Леда считала, что ей еще повезло, что она смогла найти там комнату.

Теперь чердачная комнатушка в одном из древних домов, нависающих над небольшим каналом, с крохотным навесом и сломанными ставнями принадлежала ей до конца месяца. Леда регулярно вносила арендную плату, поэтому домовладелица хорошо относилась к ней и даже периодически чинила ставни и замки; однако не было сомнения, что симпатия хозяйки сменится немилостью, если она узнает, что у ее жилички больше нет работы.

Разумеется, Леда собиралась как можно скорее навестить своих старых приятельниц на Саут-стрит и получить рекомендации, в которых ей отказала мадам Элиза. Теперь Леда решила начать все сначала и поступить на работу машинистки.

Не желая возвращаться слишком рано, чтобы не вызвать подозрений у домовладелицы, Леда задержалась на Стрэнде, чтобы в чайной лавке выпить чашку чаю и съесть сандвич с огурцом. Потом она купила еще и булочку и, насколько позволяли ее три пенса, тянула время, сидя за столом под веселенькой кружевной занавеской, после чего направилась в сторону промышленных районов, расположенных к югу от реки.

Первая волна запахов, нахлынувшая на нее возле моста, была довольно приятной: Леда ощутила ароматы фиалкового корня, чая, розового масла, доносившиеся с Хейз-ворф. Казалось, приятные запахи со всего мира собрались на лондонских складах, чтобы напоить собою здешний воздух. Какой-то странный тип с непроницаемым выражением лица сидел под фонарным столбом. По улице, ведущей к станции «Лондонский мост», с ревом пронесся поезд. Этот грохот будил Леду каждое утро — она слышала его регулярно, как будильник.