— Наоборот, — высказывание Зварыгина было настолько неожиданным, что все взгляды мгновенно устремились на него, а Марк с трудом удержался от того, чтобы не выругаться вслух. Как всегда, начальник отдела безопасности мог достать из рукава козырь и перечеркнуть все то, чего добивался он. Отношения между ними всегда были напряженными, во всяком случае, с его стороны — Иван Николаевич никогда не высказывал своих эмоций.

— Он прислал мне письмо, — голос Зварыгина оставался по–прежнему ровным. — Украшенное его фирменной бабочкой. Похоже, он был весьма рад поставить нас в известность о том, за что мстит. Точнее, за кого. Вот что было в письме.

Он медленно вытащил из кармана фотографию и бросил на стол. Марк вытянул шею, легко рассмотрел вполне обычное лицо с легкой улыбкой, обведенное траурной лентой — и похолодел. Потом медленно поднял глаза, встретившись взглядом с Главным, который тоже успел разглядеть снимок и опять перевел его на Зварыгина — об этом знали они трое. Больше никто.

* * *

За три месяца до этого. Екатерина Дымова. Воспоминания.

Почему меня пригласили работать на проект «Химера»? Я долго не могла этого понять. Специалистом я была неплохим, но вокруг хватало людей, которые разбирались в этих вопросах ничуть не хуже. А то и получше. В самой компании я работала уже несколько месяцев — меня пригласили в их научный отдел после того, как я опубликовала пару статей, ничем особо не примечательных, но их почему–то заинтересовавших. Я согласилась — тех денег, что я получала в НИИ, практически ни на что не хватало — только на самое необходимое. А компания предложила очень хороший оклад — и все условия для спокойной работы.

Воспоминания, воспоминания… После начала работы на компанию я впервые осознала, что такое секретность. Да, все проводимые исследования подлежали неразглашению. Да, нас каждые две недели заставляли проходить тесты, смысла которых я не понимала даже близко. Но, по–видимому, особых глупостей я не писала, поскольку я спокойно продолжала работать, изучая некоторые специфические реакции мозга на определенные раздражители. Моя работа требовала всего лишь усидчивости, терпения и знаний — я прекрасно понимала, что на талантливого ученого отнюдь не тяну. Но знала я и другое — почти любому талантливому ученому нужен человек, который будет проделывать кучу промежуточной работы, систематизируя информацию, разрабатывая поданные идеи и продумывая все мелочи. И то, что мне выпала именно такая роль, меня вполне устраивало.

Здание компании высилось в весьма приличном районе, почти в центре города. Этакий многоэтажный монстр современного дизайна. Порой разглядывая его со стороны, я так и не могла понять, что же заставляет архитекторов строить такое… Впрочем, в этом мире деньги всегда решали слишком многое. А может, это у меня что–то со вкусом? Я любила старинные постройки — в те невысокие дома, похоже, строители вкладывали то неуловимое, что называется душой. Идя на работу по улочке, застроенной именно такими домами, разглядывая их и не находя двух одинаковых, я понимала, что так и должно быть. Увы, в нашем мире большинство вещей лишены всякой индивидуальности.

Мой дом располагался в тихом переулке, совсем недалеко от места новой работы, что не могло меня не радовать. Поскольку переулок заканчивался тупиком, машины почти не ездили тут. Даже не верилось, что почти в центре города мог существовать такой тихий уголок, словно оставшийся от прошлого века.

Как ни странно, моя новая работа, за исключением некоторых нюансов, пришлась мне по душе. У меня был доступ к новейшему оборудованию, все необходимые реактивы находились под рукой, а если мне нужно было что–то новое — достаточно было только заказать — и на следующий день я могла отрабатывать заинтересовавшую меня методику. Вспоминая НИИ, где оборудование давно устарело, на единственный более–менее современный прибор нужно было записываться в очередь, реактивы выпрашивать, а порой и покупать на собственные деньги, я ощущала незамутненную радость и азарт исследователя.

Лаборатории размещались на трех этажах — с третьего по шестой. Но это, насколько было известно мне. Вполне возможно, они занимали и гораздо большее пространство. Здание принадлежало компании целиком — это я знала. И больше ничего. Что творилось на остальных этажах, я не имела ни малейшего понятия. Любопытство здесь не поощрялось — каждый знал только то, что было необходимо. Впрочем, особого любопытства я и не испытывала — мне было все равно.

Когда я перешла работать на проект «Химера», меня удивило в первую очередь резкое сужение круга моих обязанностей. Порученные мне задания я выполняла за пару часов, потом начинала откровенно скучать. Но бездельничать здесь было немыслимым — и я занималась тем, что просматривала научные статьи, а также читала книги, повышая свою квалификацию и входя в курс последних новинок. Мой досуг скрашивали пять кошек разного возраста, гуляющих по просторному вольеру, и особенно самая маленькая из них, черная с белой манишкой и таким же белым кончиком хвоста, которую я прозвала Мусей. Кошек я всегда любила — они были самолюбивы и независимы — интересно, насколько часто мы ценим в других те качества, которых не достает нам самим? Но, как ни странно, они тоже отвечали мне привязанностью — охотно шли ко мне на руки, позволяли себя гладить и почесывать.

Вообще, кошки имен не имели — только номера. За ними присматривала тоже я — и гулять по лаборатории им не разрешалось. Но я часто выпускала Мусю, когда была уверенна, что в ближайшее время появления начальства ждать не приходится, и она уютно сворачивалась у меня на коленях, а я поглаживала ее шелковистую черную шерстку. В такие минуты мне очень хотелось завести кошку дома, но мысль о том, что бедное животное будет на весь день заперто одно в квартире, предоставленное самому себе, была мучительной и заставляла отказаться от этой идеи.

Проект «Химера»… Возможность прямого контакта человека и компьютера. Возможность проецировать получаемые данные прямо на подкорку… И давать адекватный ответ. Впрочем, мне было сложно понять, для чего это было нужно. И какие возможности это сулит. Я вообще не понимала, зачем взяли меня — фиксировать получаемые данные с прибора, особого ума не требовало. Все делала машина — и те трое ребят, что раз за разом ее налаживали, калибровали шкалу, снова и снова усиливая чувствительность электродов. И профессор, мой непосредственный начальник, который и выдвигал все новые и новые идеи. Увы, почему выбрали именно меня, я узнала слишком поздно…

Насколько мне было известно, проблему пытались решить сразу несколькими методами. Но точно я знала только то, чем занимались именно в нашей лаборатории — профессор Панский хотел создать компьютерную программу, которая была бы по своим свойствам аналогом человеческого мозга — в области получения, осмысливания информации и установления взаимосвязей. Хотя зачем это нужно, я все равно не понимала. Нет, теоретически я знала, что эта электронная копия будет служить чем–то вроде проводника между человеком и компьютером. Своеобразным адаптером. Переводить получаемые импульсы в нужную информацию. Но понять, как оно все будет работать, получалось слабо. Все–таки это была не моя специфика. И, кроме того, я не сильно верила в возможность создания искусственного интеллекта — а ведь, по сути, профессор пытался сделать именно это. Вообще, зачем нужно мысленное управление компьютером? А с другой стороны… Телевизор тоже первоначально был черно–белым и размером с пачку сигарет. И если действительно опыты окажутся успешными… Скорее всего, со временем это действительно могло стать золотым дном.